Угощали дядьку два дня. И хоть был он мужик крепкий насчёт выпивки, но на второй день начал отнекиваться. Но Фёдор не угомонился, стал уговаривать попробовать вина, оставшегося после свадьбы Семёна. Вино ставил ещё дед Емельян. Простояло двадцать один год. Половину столитровой бочки осилили на свадьбе, а остальное было убрано до лучших времён. Тут и соблазнил отец «змея-искусителя», мол, ты такого вина в своей жизни не пробовал, но предупредил, что вино коварное. «Змей» недолго кочевряжился и, выпив пару стаканов, заявил:

– Так, квасок… – и попробовал встать, но его повело в сторону, да так, что он ухватился за беседку.

Следующая фраза прозвучала как извинение:

– Да, квасок, который бьёт в висок.

Налили в дорогу четверть – вези на севера, а молодые приедут, привезут ещё немного. Отправили дядьку и стали ждать вызова. Он пришёл недели через три, и начались сборы в дорогу. Бедному жениться ночи мало: то рубашка коротка, то х… длинен. Продал Семён мотоцикл, благо покупатели были. Батька грошей подкинул. И выпало ехать как раз тогда, когда отдыхающие северяне возвращались из отпусков, чтобы детвора пошла в школу. Решили ехать поездом до Красноярска, а там уже пробовать сесть на самолёт. Немудрёные пожитки погрузили в контейнер. Батя привёз маленько домашнего вина (это в его понятии «маленько» – столитровую бочку засунули в контейнер). Батя дал наказ Семёну вином не увлекаться – это для дела, на магарыч. Как в воду глядел.

До Красноярска плелись трое с половиной суток: поезд петлял по всей стране, будто это не поезд, а пригородная электричка. Добрались до Красноярска и в аэропорту столкнулись с толпой норильчан – отпускников. Казалось, весь Норильск сюда переселился. Жена в шоке: застряли между небом и землёй. Сутки провели в аэропорту и взяли билет на рейс, который будет через неделю. Жена с дочкой в комнате матери и ребёнка, а Семён по аэропорту шарахается. Водился за Семёном грешок: летать боялся. Да и сейчас боится. Летал он не раз, а откуда этот страх – чёрт его знает. Хоть матерись, хоть богу молись, а лететь надо. Ходит Семён, сон не идёт. Жене о своих страхах не говорил, «понты колотил» – такой бесстрашный хлопец ей достался! Одолеваемый неприятными мыслями, пошёл Семён пивка хлебнуть. Присоединился к компании мужиков. Пиво по сравнению с крымским или новороссийским – пойло, моча мустанга. Оказалось, компания грузит самолёт Ан-2 грузопассажирский. Семён мужиков пивом угостил, объяснил ситуацию. Мужики поняли, спрашивают:

– А жена согласится в грузовом лететь?

– Она сейчас согласится лететь хоть в ступе с Бабой-ягой!

Дал мужикам задаток, чтобы те с лётчиками переговорили, а сам пошёл сдавать билеты и будить жену. Так они и попали на борт самолёта. Шабашки и авиация сбивала – заработать все хотели.

Приземлились в Алыкели. Семён, привыкший к лесам Кавказа, был поражён выжженной тундрой: газ от заводов выжег. Ветер большей частью дует со стороны плато Путорана. Поэтому вся тундра от Норильска до Дудинки загублена. Печальное зрелище. Жена была в шоке: куда ж мы заехали?!

Был конец августа. И, слава богу, было где остановиться. Приютились на первое время у дяди Миши с тётей Валей. Прибыли под вечер, как говорится, с корабля на бал. Посидели, обсудили планы. Да какие там планы: работать, работать и ещё раз работать. Дядька поинтересовался:

– А квасок привезли?

Семён ответил, что «квасок» в дороге, но о количестве умолчал.

Разница во времени – четыре часа. Поэтому Семён встал рано, ещё все спали, и отправился бродить по городу. Центр города занимали трёхэтажные здания а-ля сталинский ампир. Дворы скомпонованы так, чтобы меньше гуляла пурга. Семён обошёл город за час.

У Норильска три города спутника: Талнах, Оганер, Кайеркан. Всё вместе – Норильский промрайон. Полуостров Таймыр занимает площадь, как две Франции. Народ разношёрстный, со всего Союза. Город был закрытым, въехать можно было только по пропускам. Для людей было сделано буквально всё. Существовал институт Севера, изучавший влияние полярной ночи на человека. В каждом городе были бассейн, каток, солярии, спортзалы. На предприятиях в каждом цеху была сауна. На руднике «Таймырский» участки даже соревновались: у кого сауна и бильярдная круче. Жена до сих пор с ностальгией вспоминает Север. Продумано было всё по планировке улиц и дворов, снабжение «ленинградское», талоны были только на сигареты. Сейчас можно сказать, что жили при коммунизме, только резко его проскочили, и остаётся лишь сожалеть. Долго прожившие в Норильском промрайоне уже боялись выезжать на постоянное жительство на материк: резкая смена климата кончалась весьма плачевно.

Судьба свела Семёна с интересным человеком – Новиковым Михаилом Михайловичем. Сам он был из Курской области. Посадили его за анекдот, впаяли десятку по 58-й статье. Посадили в 1950 году, амнистировали в 1954-м. Посадили молодым парнем, и провёл он всю жизнь в Норильске. Уезжать никуда не собирался, говоря:

– Похоронят в вечной мерзлоте и пролежу тысячелетие, как мамонт.

Он действительно был как, мамонт или динозавр. Мерзлота – наилучший холодильник. По лету земля отмерзает на полметра, так что Михалыч сохранится на века.

Благодаря анекдоту и стукачам, говорил Михалыч, судьба свела его с актёром Георгием Жжёновым. После освобождения Михалыч на родину возвращаться не стал. Пока сидел, мать умерла, а комнату в коммуналке стукачи отжали. Устроился Новиков на рудник «Медвежий ручей». Начинал слесарем, дошёл до механика в гараже. Потерял четыре пальца на левой руке – отморозил в тундре. Сохранившимся большим показывал, что дела у него отлично – и этим же пальцем приглашал выпить. Несмотря на отсутствие пальцев, мастерски играл на бильярде. Равных ему не было. Играл всегда на интерес. Однако к бильярду мы ещё вернёмся.