При пожарном депо содержалась конюшня. Качалки находились в таких местах, в которые по этому бездорожью мог добраться только конный. Вот дед и не вылезал из седла, объезжая с инспекцией буровые, насосные, качалки. Потихоньку жизнь налаживалась, появилась техника, но конюшня при депо сохранялась – казаки без коней не могли, вот и сохранили. Когда внуку Андрею исполнилось четыре года, дед посадил его на коня. Год для Андрея был знаменательным. До четырёх лет мальчик не разговаривал. Знакомые советовали матери показать сына врачам, но та отмахивалась, мол, придёт время и заговорит, но он молчал. Не уследили за ребёнком – шарахнуло его током от розетки, и малец заговорил, да так, что отец потом повторял слова Райкина: «пить, курить, говорить начал одновременно». И помнить Андрей начал с этого момента. Великая вещь – электричество!

Андрей любил деда Емельяна до безумия. Забрать его из Вознесеновки от деда с бабкой удавалось с трудом. Он убегал, прятался от родителей – его ловили и увозили в Малгобек. На следующий выходной ехали к родителям матери. Насколько Андрей любил одного деда, настолько же не любил другого.

Иногда Емельян приезжал к сватам, жалел сваху и отчитывал Григория за бесхозяйственность, нерасторопность и безразличие к жизни. Садясь на мотоцикл, говорил свахе:

– Терпи, Нюра. Судьба у тебя такая. – И добавлял: —Малахольный, что с него возьмёшь.

В Вознесеновке, между пожарным депо и клубом, стояла баня. После обеда по субботам там парились и мылись мужики. В тёплое время, после бани, под деревьями обосновывались мужские компании по три-четыре человека: выпивали, закусывали. Их мирную идиллию нарушала одна парочка: старая ишачка и баран. Жила эта пара у старой самогонщицы Матрёны. Никто и не знал, сколько бабке лет, настолько стара была Матрёна. Поговаривали, что родилась она ещё при царе Александре III. Насколько стара была бабка, настолько же были стары и животные. Всё бы ничего, но кто приучил животных к спиртному – это тайна, покрытая мраком. Подходила парочка только к компаниям, пившим вино. Мужики заливали в пасть животным немного вина, и пара отправлялась к другой компании. Если же кто-нибудь жадничал, в дело вступала ишачка – кусалась, как собака. Обойдя по кругу все компании, парочка удалялась к бабке. Так повторялось каждую неделю. Все привыкли к этому ритуалу. Но в одну из суббот парочка не появилась. Сунулись мужики к бабке, а та холодная лежит. Вызвали милицию. Потом в станице долго судачили о том, что подушка Матрёны была набита купюрами и что нашла милиция даже царские червонцы.

Время шло своим чередом. Вышел дед Емельян на пенсию, занялся пчёлами. Рос и внук, помогал деду. У деда на пасеке, на кожаном ремне, висел огромный медный чайник. Подойдёт дед к чайнику, хлебнёт из носика и дальше работает. Глядя на деда, и внук сунулся к чайнику, хлебнул. Орал малец так, что дед говорил, будто внука в станице слышали. Залезла в носик чайника пчела воды попить, а тут внук обезьянничает, деду подражает! Язык у Андрея распух, изо рта вывалился. Схватил дед внука в охапку и семь километров до станицы бежал. Дед говорил, что в молодости так не бегал. Ничего, зажил язык.

А пацану неймётся. Во дворе стояла печь – скотине варили. Топили её початками, сушняком из леса. После войны по окрестностям много чего валялось. Вот и таскал Андрей из леса хворост, а заодно и то, что земля из себя выталкивала. В один из походов нашёл крупнокалиберный патрон. Сунулся в карман – нет спичек. Спрятал патрон и домой. Во дворе печка горит, потрескивает. Недолго думая, Андрюха сунул патрон в печку. Долго ждать не пришлось. Жахнуло так, что полпечки развалило, кружки от печи через забор перекинуло. Угли раскидало по всему двору. Бегает пацан с ведром, угли заливает. За этим занятием застукали его, доложили Емельяну. Дед долго церемониться не стал. Спустил с внука штаны и высек, приговаривая:

– Терпи, казак, атаманом будешь!

Закончив процедуру, дед сказал:

– Это я тебя не сёк, а так – по заднице гладил. Меня пороли так, что уссыкался. Во как пороли! Давай, иди, собирай кирпичи. Будем новую печку класть.

Учил дед работать, приговаривая:

– Многому меня научили. Главное – желание работать. Работа ещё никого не испортила.

Научил дед внука многому: плотничать, скотину забивать, за пчёлами ухаживать, сети вязать, слесарить. Учил его чтению и арифметике. Об Емельяне Федосеевиче Мартыненко можно писать бесконечно. Дед прожил трудную, но славную жизнь. На похороны Емельяна собралась вся станица. После его смерти Андрей узнал, что дед – кавалер всех степеней ордена Славы, ордена Красной Звезды и медали «За отвагу». Теперь Андрей, сам ставший дедом, говорит тост деда Емельяна:

– Чтобы казацкому роду не было переводу!

Женитьба – дело сложное и тонкое. Кто-то женится по любви, кто-то по расчёту, ну а кто-то по залёту, как говорил потом Семён. Изделие № 2 [8] кардинально изменило его жизнь. Вот так чей-то брак на работе приводит к другому браку. Как говорится в известной шутке, хорошее дело браком не назовут. А может, будущая супруга булавкой поработала, это тоже не исключено. На женщинах столько булавок и заколок! Женщин Семён подразделял на три категории: красивых в одежде, без одежды и «столько не выпьешь».

Все действия этого рассказа происходили во времена «царствования» Михаила «Меченого» [9] , когда одна из советских участниц ляпнула во время телемоста Ленинград – Бостон, что «в СССР секса нет». Ну а мы, мужики, доказывали противоположное: «нет женщин не дающих, есть мужики плохо просящие». Ладно, об этом позже.

Армия угробила первую специальность Семёна. Дал он подписку о невыезде и о неразглашении, а болтаться в каботаже [10] не захотел. На первой специальности был поставлен большущий крест. Погулял дней десять после армии, съездил в пароходство. Перед ним встал выбор: сельхозтехника, то есть конвейер; сборка двигателей или консервный комбинат; транспортный цех.