Территория комбината была огромной. Там, где сейчас находится микрорайон «Платан», располагался стеклотарный склад. Ненавидели эту работу транспортники: в лабиринтах стеклотарного можно было заблудиться. От пирамид банок отражались лучи солнца, слепили водителей «ГАЗонов» и погрузчиков. Бывали случаи – врезались в пирамиды. Бою, звону, мату… и оставался водитель на смену, а то и полторы разгребать то, что осталось от пирамиды. Если транспортник, то бригада придёт на помощь, гуртом разгребут. А шофёру из гаража приходилось действовать в одиночку.

Рядом находился материальный склад. Вот туда и попали Семён с Харловым. Кидали мешки с сахаром на поддоны. На погрузчике работал дядя Петя Харченко, мужик предпенсионного возраста. Работали быстро, слажено – три машины не успевали отвозить. Кладовщик доволен, дело движется. Раздобрился кладовщик, спиртика принёс. Хлопнули спирта, и понеслась работа дальше, даже на обед не пошли. В конце смены кладовщик подсчитал и говорит:

– Мужики, вы здесь наворотили по семьдесят тонн на человека, это рекорд! Такого ещё не бывало.

Позвонил Чуприне, рассказал о рекорде. За начальством не заржавело – выписал премию:

– Смотрите, мужики, не всю премию в ресторане оставьте. Завтра ваша бригада в колхоз едет.

По советским временам все предприятия ездили и на сапанку [11] , и на уборку. Когда ехали транспортники, к ним прибивались люди и с других цехов. Знали, что после работы те поедут купаться на водохранилище, и купание будет с продолжением. Раз в месяц выпадала цеху поездка в колхоз. Перед проходной стоял автобус «ЛИАЗ», собирался народ, грузили две молочные фляги: одну полную, другую пустую. Заезжали на родник, заполняли пустую флягу водой, и ехали на поле. Перед началом ряда подходили к первой фляге и старший отпускал всем по кружке вина. Флягу переносили на середину рядов. Доходили до середины, причащались, и флягу уносили в конец рядов. Процедура повторялась.

Потом ехали на водохранилище, дербанили раков. Пока часть народа занималась раками, другие начинали кипятить воду во фляге. Возвращался автобус с гонцами, и начинался пикник. Купались, ели раков. Женский пол, поехавший с транспортниками, знал, что не будет обойдён вниманием. Парочки расходились по кустам собирать «ползуниху». Секс на комбинате процветал, смешанный коллектив способствовал этому. В вечерние и ночные смены все укромные места были заняты. Залазили даже на крыши цехов. Да что там крыши! Около цеха стояли два паровоза ещё дореволюционной постройки, и туда лезли.

Но были два «кайфоломщика»: участковый Железный и охранник Адольфыч. Охраннику постоянно «прилетало»: совал свой нос в самый неподходящий момент. Семён сам дважды подносил ему, но Адольфыч был неугомонным и, наверное, извращенцем – били его за это неоднократно. Участковый рыскал по территории, что волк, ну и нарывался на парочки. Искал он несунов, но чаще мешал парам. Железный переодевался в спецовку и под видом рабочего шарахался по территории. Местные узнавали его фигуру за версту, а командированные попадались. Над участковым подсмеивались, транспортники открыто издевались. Не дурак он был и выпить, а если перебирал, то закрывался на опорном пункте. Когда приходила очередь транспортников идти на ДНД [12] , для участкового наступал чёрный день. Весь инструктаж сводился к просьбе дружинникам:

– Ради бога, не бейте командированных, я же знаю, вы сейчас разбредётесь по женским общагам. Сдадите повязки после дежурства.

Дружинники доходили до женского общежития и исчезали. Заранее договорившись с девчатами, несли с собой спиртное, хотя девки сами готовились к встрече. Но бывало, что шло не по плану.

Однажды с ними увязался парторг цеха Николай. Пока шла пьянка, Коля поддерживал все тосты. Дело продвигалось к кульминации, и тут произошла заковыка. Пьяный парторг заявил:

– Я своей жене никогда не изменял и изменять не буду, – и удалился из комнаты.

Одна дивчина осталась без пары. А тут и началось. Свет выключили, дело продвигается, а она свет включает. Так продолжалось раз пять. У всех настроение пропало. Хлопцы вышли на улицу. Николай с невозмутимым видом сидел, курил. Ему популярно объяснили, что он чудак на букву «м». Наутро Коля объяснял Чуприне, что он отбился от группы и ему «прилетело» от неизвестных. Над фразой Чуприны: «Не отрывайся от коллектива, Николай» бригада ржала, как табун жеребцов. Над Колей прикалывался весь цех. Довели мужика – уволился из цеха, а потом и с комбината.

Вскоре приехал дядька жены Семёна из Норильска. Было застолье, и, поглядев на скитания молодых по квартирам, он предложил:

– Бросайте Кубань и поехали в Норильск! Вызов я вам сделаю. Через год квартиру получите. И заработок у Семёна будет больше.

Соблазнил молодых, старый чёрт, и понесло Семёна по Красноярскому краю.

Для нечистой силы у Господа Бога выделена преисподняя, а у каждого дьявола свой ад со своими сковородками. Даже Вельзевулу нет туда входа. Вот так, как чёрт из табакерки, впрыгнул в жизнь Семёна дядька жены Михаил. Соблазнил жильём, заработками, охотой, рыбалкой, как змей-искуситель. В целом нормальный мужик, но ему бы не водителем работать, а вербовщиком в царской России, во времена Столыпина. Пообещав сделать вызов, накупавшись в море, дядька напоследок снова посетил племянницу. Семён проявил инициативу – затащил дядьку в гости к своим родителям. Тут уж отличился его батя Фёдор.