— Ты, паря, оставь-ка в покое свои обутки, — посоветовал Моисей. — Не гожи они для тайги. Возьми лучше Степкины. — Он нагнулся, вытащил из-под кровати ичиги, бросил Слезкину.

Выслушав на дорогу напутствие Степана: «Ни пуха, ни пера», Моисей и Слезкин вышли из дому. К ним вихрем подлетел огромный темно-рыжий волкодав. Кубарь — краса и гордость таежной заимки.

— Хорошая собака? — спросил Слезкин.

— Этой зимой трех волков загрыз намертво, — ответил Моисей.

У родника повстречались с Зойкой. Она сидела на корточках, чистила песком посуду. Откинув красной от холода рукой сбившуюся на лоб прядку волос, девушка проворчала:

— Сони! Дрыхните чуть не до обеда. Какая уж теперь охота?

— На нас хватит, — буркнул дед. — Скажи лучше, что тебе принести из лесу: зайца или кабана?

— Слона! — засмеялась Зойка. — Оставьте мне Кубарика. Приберу по дому, подамся за вами. Скажите только, где искать.

— Где-нибудь за хребтом, на Комариных болотах Кубарь найдет.

Прикрикнув на увязавшегося за ними пса, Моисей резво зашагал по тропинке, круто поднимавшейся на увал. Достигнув вершины, Слезкин оглянулся. Девушка по-прежнему сидела у ручья. Собака, вытянув лапы, лежала рядом. У печурки, сложенной во дворе, возилась Фекла. Над заимкой лениво поднималась струйка дыма.

Бесшумно ступая мягкими поршнями-галошами, изготовленными из просоленного лосевого камаса, Моисей, казалось, не шагал, а скользил по траве на лыжах, разбрасывая по сторонам каскады серебристых росяных брызг.

Спустившись до половины увала, старик остановился, задрал высоко голову и кому-то погрозил кулаком. На сосне сидела рыжеголовая сойка и во все горло кричала, предупреждая лесных обитателей о вторжении в их царство непрошеных гостей.

— Вот окаянная! Всполошит сейчас всю живность — не подступишься… — Моисей схватил с земли камень и запустил в птицу. Сойка перелетела на соседнее дерево и загорланила еще заливистее. Охотник махнул рукой и двинулся дальше.

Слезкин опять задержался.

Внизу, под ногами, безбрежным зеленым морем раскинулись приаргунские лесные дали. Кругом, куда ни кинешь взгляд, сплошные цепи горных отрогов. На западе, под лучами восходящего солнца, отроги кажутся светло-сиреневыми, а там, где склоны поросли густыми зарослями багульника, — розовыми. С востока, под тенью, отбрасываемой вершинами, отроги темно-синие, с едва заметной, лиловатой каемкой. На дне котловины, в которую спускались охотники, медленно кочевали сгустки утреннего тумана. Вдали виднелся бугристый намыв наледи, длинной змейкой сползавший между деревьями. От наледи тянуло холодом.

Миновали котловину, поднялись на перевал, поросший редким сосняком. Глазам представилась огромная долина, по краям вздыбленная небольшими, в ерниковых зарослях холмиками. Солнце золотым дождем поливало поблескивавшие зеркальной гладью болота и озера. Высоко в небе курлыкали журавли. Легкий ветерок, налетевший с болот, принес едва различимые всплески и голоса резвившихся на воде птиц.

— Ох, какая… красотища-то! — громко воскликнул Слезкин. Моисей понимающе глянул в его широко раскрытые глаза, улыбнулся, широким жестом вытянул руку, точно говоря: «А ну, кинь сюда очи! Полюбуйся!» Костя, как завороженный, смотрел на гирлянды далеких гор, и ему казалось, ступи он сейчас за эти горы — и враз откроются перед ним пламенеющие в мареве знойного солнца неоглядные степи Казахстана — раздольные, как песня степняка-джигита.

Охотники вошли в лиственничный подлесок. У небольшой скалы, окруженной пушистым голубеньким ургуем и красными саранками, Костя остановился. Моисей удивленно посмотрел на него.

— Кто-то шипит, а кто — не пойму? — шепнул Слезкин.

Моисей раза два-три мотнул из стороны в сторону головой, устремил взгляд на скалу. Оттуда опять донеслось продолжительное шипенье. Старик молча показал. На узеньком гранитном выступе-отстое Слезкин увидел маленькую темно-серую козочку. Ее небольшая, на тонкой подвижной шее головка, с торчащими, как у овчарки, ушами, с большими черными глазами была обращена к охотникам. Козочка, почувствовав опасность, пугливо замерла.

Слезкин зачарованно смотрел на черноокую красавицу, горделиво застывшую на скале.

Моисей взял с земли сучок, замахнулся. Козочка мгновенно повернулась на остреньких копытцах, легко прыгнула со скалы и огромными скачками помчалась вниз по косогору.

— Ишь плутовка, хитрит! — засмеялся Моисей.

— Это коза? — спросил восхищенный Костя.

— Кабарожка! Самый маленький олень! Хочет скрыть гнездо. Уводит нас подальше от своих анжиганов. Она наверняка спрятала их где-нибудь в расщелине этой скалы.

— Почему же вы не стреляли?

— А ты почему не стрелял? — спросил Моисей улыбаясь.

— Жалко.

— Вот и мне жалко. Видимо-невидимо пострелял я всякого зверья. А на эту божью животину рука не подымается!

Охотники совсем было уже спустились с хребта, как на их пути опять показалась та же кабарожка. Моисей несколько раз хлопнул в ладоши. Кабарга стремительно помчалась в гору, туда, откуда только что сбежала.

— Ну как ты будешь в нее стрелять? — спросил старик. — Сама под пули лезет, на смерть бежит, лишь бы увести нас от детенышей.