— Так вот… — заговорила она опять, словно спохватившись. — Я женщина. Мне не хватает уже сил к сопротивлению… Я измучилась. Мне нужна семья… В Маньчжурии мне ее не создать. Со мною все равно расправятся. Не японцы, так молодчики Родзаевского. Какой выбор? Выбора, как видите, у меня не было. Я твердо решила порвать со старым…

Все время молчавший Панькин вдруг спросил:

— Откуда у вас в сумке столько золотых вещей?

Ланина повернулась к нему и, чуть прищурившись, ответила:

— Я рассчитывала, что мне придется устраивать жизнь по-новому. В России, мне рассказывали, нелегко сейчас обеспечить себя. Война ведь! Поэтому я и взяла их с собой.

— Я спросил: откуда у вас столько ценных вещей? — уточнил Панькин.

— Это все мои личные вещи. Кольца, медальон, брошки, часы — подарки папы. Он был подполковником царской армии, заслуженным, состоятельным человеком. В разное время эти вещи он подарил мне. Мама умерла, когда мне было семь лет. Папа любил меня. Серьги, колье и зеркало купила сама. В деньгах я не нуждалась. Японцы платили хорошо.

— Отправляясь на задания, вы всегда берете с собой такие украшения? — допытывался замполит, искоса поглядывая на начальника.

Женщина, пряча снисходительную улыбку, ответила:

— Нет, я не брала их… Когда майор Накамура вызвал меня в Уда-хэ, я гостила у знакомых отца. Получив телеграмму, я проехала прямо сюда. Вот почему все эти побрякушки оказались со мной…

Панькин записал ответ Ланиной в протокол.

— С Маньчжурией меня ничто не связывает. Папа мой погиб во время событий в Наманхане[3]. Никого у меня не осталось. Несколько подруг детства — не такая уж крепкая нить, — задумчиво говорила Ланина. — В России же есть родственники. Хоть и дальние, но все же родственники… Может, судьба когда-нибудь и сведет…

— Может, и сведет, если все то, что вы здесь говорили, не легенда, — сказал Торопов.

— Вы вправе подозревать меня, — сухо заметила женщина.

Задав Ланиной еще несколько вопросов, Торопов закончил:

— Сейчас принесут ужин. Отдыхайте. Завтра придется ехать.

— Благодарю. Ваша любезность дает мне надежду.

Офицеры вышли.

— Тертая баба, — сказал Панькин. — Говорит все, будто искренне, а сердце не лежит к ней.

Они пришли в канцелярию.

— Ты мне скажи, веришь ей или нет? — допытывался Панькин.

— Мне ничего еще не ясно.

— А что ты думаешь об избиении китайцев на лесоразработках.

— По-моему, оно не имеет отношения к переходу границы. Простое совпадение. Не так Накамура глуп, чтобы рассчитывать на такой легкомысленный трюк.

Торопов подошел к окну.

— Давай рассуждать так… Могла Ланина «съездить» Накамуре по морде?

— Маловероятно, — ответил Панькин.

— Вот и я так думаю. «Съездить» она не могла. Они уже давно состоят в интимных отношениях. Значит, тут что-то другое.

Торопов рассеянно посмотрел на Панькина.

— Предположим, что они затеяли какую-то серьезную операцию. Но тогда я не могу представить себе, чтобы этот матерый волк отказался по доброй воле от такой шикарной любовницы.

— А почему по доброй воле?.. Гадюка она! Ужалит! — сказал уверенно Панькин.

— Да, надо ждать какой-то каверзы…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Капитан Ван Мин-до потерял покой. Почти две недели он не получал никаких вестей от резидента Хорькова, одного из самых надежных своих агентов, работавших на советской стороне. По нескольку раз в день радиостанция кордона давала ему позывные, но все безрезультатно.

Ван доложил Накамуре, запросил указаний.

В шифровке, полученной из миссии, ему предписывалось держать радиостанцию Хорькова на контроле и никаких других мер не принимать. Радисты кордона, не снимая наушников, сидели у рации, ждали позывных, но резидент как в воду канул.

Прошло еще три дня. Часто звонил Накамура, интересовался, нет ли каких вестей с русского берега. Заместитель начальника миссии нервничал. По холодному, раздражительному тону Накамуры Ван Мин-до понял, что провал Хорькова будет истолкован в верхах как очередная неудача руководителя уда-хэвской разведки. Карьера Вана повисла на волоске.

Пропала обычная самоуверенность, желание соперничать с русскими. В памяти всплыла брошенная как-то Накамурой фраза: «Тебя, Ван, кормят Хорьков, Новиков и Кулунтай. На этой «троице» ты и пашешь, и сеешь, и урожай собираешь. Без них тебя и дня не продержат!»

Ван и сам хорошо знал цену этой «троице». И вот теперь Хорькова, должно быть, ему больше уже не иметь.

Хорьков работал в японской разведке давно. Выполнил не один десяток важных заданий. Начальник кордона подсчитал, что уплатил этому агенту более семидесяти тысяч в иенах и гоби. Не каждому разведчику удавалось заработать такие большие деньги!