Разговор с санитаром успокоил Торопова. Волновал его лишь звонок знакомого офицера из отряда. Офицер сообщил, что Абдурахманова подозревают в умышленном саморанении.

А вскоре на заставу приехал из штаба отряда капитан Чумаков.

Когда капитан появился в канцелярии, Торопов насторожился.

— Что, опять ЧП? — ехидно прищурившись, спросил Чумаков, подавая руку. — И везет же тебе, Торопов, как утопленнику!

Торопов не был знаком с Чумаковым. Поэтому фамильярность представителя штаба удивила его.

Капитан бесцеремонно уселся в кресло, закурил, с любопытством начал разглядывать бумаги, лежавшие под стеклом.

— Как идет жизнь? Что нового в ваших медвежьих краях? — частил Чумаков, положив ногу на подлокотник кресла.

— Живем помаленьку. Новостей особых нет, — холодно ответил Торопов.

Разговор не клеился. Это, должно быть, скоро понял и Чумаков. Односложность ответов лейтенанта не располагала к беседе.

— Так, так. Никто больше никого не подстрелил? — пошутил он, засмеявшись.

— А вы что, хотели бы разом провести расследование, чтобы вторично не выезжать? — буркнул, краснея, Торопов.

— Я спросил просто так, — сгоняя с лица улыбку, ответил Чумаков. — А ты уж и в пузырь. Я в шутку. — Видя, что Торопов не склонен шутить, он серьезно спросил: — Когда можно приступать к работе?

— К какой работе? У нас принято докладывать, когда приезжают на заставу, — заметил лейтенант.

— Старший по званию не докладывает — ставит в известность! — заносчиво заметил Чумаков, откидываясь на спинку кресла.

Торопов насупился. Он чувствовал, что вот-вот сорвется.

— Формально, может быть, и так. Но у нас на участке всегда было наоборот. Большие чины мне, конечно, не рапортовали, но такие примерно, как вы, поступали тактичнее.

— Что ж, если так, докладываю: капитан Чумаков прибыл провести расследование по делу рядового Абдурахманова! — Чумаков встал из-за стола, подчеркнуто вытянул руки по швам.

Торопов иронически улыбнулся, спросил:

— А что, на него уже и дело заведено?

— Так точно!

— Странно… — удивился лейтенант. — Что ж, мешать не буду. Приступайте.

— Мне нужно побеседовать с бойцами, — сухо сказал Чумаков.

— Куда прикажете направлять? — равнодушно спросил Торопов.

— Если не возражаете, можно сюда, в ваш кабинет. Дело особых секретов не содержит, — подчеркнул капитан благосклонно.

…В канцелярию один за другим входили пограничники, называли свои фамилии и, повинуясь приглашению капитана, садились к столу. Чумаков, подкупающе улыбаясь, расспрашивал их о житье-бытье, затем исподволь подводил к разговору об Абдурахманове. Делал он это настолько незаметно и тонко, что Торопов подумал: «А он, пожалуй, не так уж глуп. Видно, поднаторел. Язык ловко подвешен».

По характеру беседы, по тому, как Чумаков настойчиво старался подвести бойцов к одним и тем же деталям, касавшимся Абдурахманова, нетрудно было сообразить, что действует он по заранее продуманной схеме. Предубежденность, с какой Чумаков докапывался до сути дела, настораживала не только начальника, но и бойцов. Пока капитан расспрашивал о жизни заставы, пограничники держались свободно. Стоило же ему спросить что-нибудь о пострадавшем товарище, как ответы их становились вялыми, односложными. Уже по поведению Михеева, пришедшего на беседу первым, Торопов догадался, что пограничники готовились к этой встрече. Да и то, что на беседу пришел первым повар, тоже было не случайно. На заставе Михеева знали, как человека сообразительного, острого на язык. «Решили прощупать обстановку. Хитрецы!» — подумал лейтенант.

Пока разговор шел обо всем понемногу, Михеев был словоохотлив, весел и, пожалуй, даже простоват. Но когда Чумаков спросил о настроении Абдурахманова перед ранением, Михеев стал неузнаваем. Он прищурил вопросительно глаз, посмотрел на Торопова, потом на минуту задумался, спросил:

— А что вы имеете в виду?

— Ну, не было ли чего-нибудь такого, что удручало человека? Может, письма какие получал? Может, дома неприятности какие случились!

— Нет, не слышал. Парень он общительный. Если бы что-нибудь было, думаю, что сказал бы товарищам. Спросите у рядового Слезкина. Они земляки. Но, по-моему, и Слезкину он ничего такого не говорил.

— А на трудности пограничной службы не жаловался?

— Не жаловался. Трудолюбивый был человек. Вот и товарищ лейтенант вам подтвердит, — Михеев кивнул в сторону начальника.

Торопов промолчал.

— Вы считаете, что причин, которые бы привели к несчастному случаю, у Абдурахманова не было?

— Нет, я так не считаю.

— А как вы считаете? — торопливо спросил Чумаков, скользнув взглядом по лицу начальника заставы.

— Считаю, что причины есть, — не спеша отвечал повар. — На все есть свои причины. Без причин ничего не бывает.