— Не стесняйтесь, хлопчики, не стесняйтесь. Кому потребуется добавок, скажите — я зараз устрою. Борща — полный котел. Так что, пожалуйста!

Щуплый, светлоглазый новобранец Костя Слезкин, успевший разглядеть в окошко, прорезанное в кухню, огромное блюдо с пельменями, отодвинул опустевшую миску, громко сказал:

— Ох и хитрый же у нас повар! У самого на плите гора пельменей, а заставляет нажимать на борщец. — Слезкин, подражая повару, проговорил баском: — Ешьте, ешьте, хлопчики, борща — полный котел!

Ребята засмеялись. Старожилы переглянулись. Зная повара как человека, никогда никому и ни в чем не уступавшего, они ждали, что ответит Михеев.

Повар удивленно вскинул лохматые брови, оглядел Слезкина с ног до головы и, чуть помедлив, важно спросил:

— А как вас звать?

— Костя.

— А по фамилии?

— Слезкин.

Ожидая какого-то подвоха, Слезкин насторожился.

— А какой у вас вес? — допытывался повар, ощупывая хитренькими глазами фигурку новобранца.

— До призыва был пятьдесят восемь. А что?

— А то, что солдат не петух. У вас же петушиный вес. — Все захохотали. — Без борща солдат не солдат, — продолжал серьезно повар. — Ему и с конем не справиться и винтовка тяжелой покажется.

Круглое, лоснящееся от жира, рябоватое лицо Михеева с голубыми щелочками глаз светилось добродушием и снисходительностью. Слезкин покосился на смеющихся солдат, кашлянул и, подражая интонациям повара, спросил:

— А как вас звать?

В столовой стало тихо. Стрелкинцы отлично знали цепкость Михеева, а новобранцы — задиристость Слезкина.

— Меня зовут Иваном, а фамилия — Михеев. Вес — девяносто семь кило! — браво отрапортовал повар.

— И все от борща?

— Точно!

— Солдат не мамонт. Вы же сломаете коню хребет.

За столом опять расхохотались.

— Вам нужно похудеть, а мне пополнеть, — важно проговорил серьезный Слезкин. — Посему прошу добавочки! — Он протянул пустую миску. Михеев заколыхался от смеха, хлопнул бойца ручищей по плечу и пошел на кухню.

— Люблю задиристых петушков, хоть я их частенько и поджариваю, — сказал он.

— А сегодня не удалось, — заметил кто-то.

— Этот больно тощий, колючий, — кивнул повар на Слезкина. — Сначала откормить нужно!

Все нравилось в этот вечер Косте Слезкину: и этот по-отцовски добродушный повар, и шутки, и смех новых товарищей, и избяное тепло столовой, и клубы пара над грудой пельменей. Все ему казалось уютным и домовитым, как у родной матери. Именно так он и представлял свой первый день на заставе…

…Еще мальчишкой грезил Костя о границе. В то время в горах Памира, в песках Кара-Кумов, в таежных дебрях Дальнего Востока, в лесах и на болотах Карелии часто раздавалось эхо винтовочных залпов и пулеметных очередей.

Слезкин с замиранием сердца читал в газетах о пограничных стычках, страстно мечтал о подвигах. С лихим эскадроном он носился по туркменским кишлакам, громя басмаческие шайки кровожадного курбаши Ибрагим-Бека, не раз ходил по следу вместе с знаменитым следопытом Карацупой, лежал вторым номером в пулеметном расчете прославленного Семена Лагоды.

Пожалуй, не было в государстве такой границы, где бы не побывал в своих мечтах Слезкин.

Когда разыгрались события в Испании, Костина фантазия привела его в интернациональную бригаду. Вот он отличился в боях под Гвадалахарой, и легендарный генерал Лукач взял его в адъютанты.

Не обошлась без Слезкина и финская кампания. Вместе со своим дружком Васькой Новосельцевым он собрался махнуть в лыжный батальон. Трудно сказать, как сложилась бы судьба Кости и Васьки, если бы на их пути не встали бдительные родители, успевшие вовремя вытолкать «добровольцев» из вагона.

Мечта о зеленой фуражке не покидала Слезкина и в старших классах. Иногда, сидя за партой и витая в облаках, он нет-нет да и косил глаза на грудь. Однако на отвороте пиджачка, перешитого с отцовского плеча, кроме четырех оборонных значков, никаких других отличий не было. Костя с грустью вздыхал, утешая себя тем, что его время еще не пришло.

И вот свершилось! Он на границе. Даже не верилось!

Поужинав, Слезкин вышел на улицу и остановился, замер. Высокие сопки, обступившие Стрелку, казались в темноте величественными и таинственными. И эти смутные очертания вершин, и неподвижные деревья, и низко висевшие в морозном небе звезды, и поселок, припавший к земле, — все, казалось, сторожко всматривается и вслушивается в чужую темноту на чужой земле, которая притаилась всего лишь в сотне шагов. «Край нашей земли, — изумленно думает Костя, — край государства! Шагни через невидимую черту, и будешь на чужбине… И ветер дохнул с той стороны какой-то враждебный…» Слезкин оглянулся и облегченно перевел дыхание, увидев десятки мерцавших огненных точек: рядом курили боевые товарищи…