На другой день долговязый, рыжеватый Кукушкин выстроил новобранцев в казарме. Осматривая каждого придирчивым взглядом, он медленно, степенно, как и полагается третьему по старшинству человеку на заставе, прошелся перед строем, остановился.

— Чья кровать? — спросил он строго.

— Моя! — Из строя вышел Морковкин.

— Вы, видно, веселый человек? Кровать-то хохочет! — И тут же, обращаясь к сержанту Желтухину, старшина потребовал: — Командир отделения, сегодня же научите бойца, как правильно заправлять постель.

— А это чья?

— Моя! — ответил стоявший на правом фланге веснушчатый боец.

— Сейчас же уберите «выползки»! — Кукушкин показал на брюки, висевшие на спинке кровати. Боец козырнул и побежал исполнять приказание.

— Рядовой Слезкин, вы не в положении! Подтяните туже ремень…

Старшина шел вдоль шеренги, зорко осматривая бойцов.

— Кру-у-гом! — скомандовал он.

Новобранцы повернулись.

— Рядовой Абдурахманов, вы подтянуты, как черкес, а вот сапоги у вас спереди, как у деревенского щеголя, а сзади, как у дворника. Задники тоже любят ваксу… Рядовой Павлов, почему у вас ремень съехал на место, о котором неудобно говорить?

— Фу ты, язва сибирская! — шепнул Морковкин Слезкину.

— Рядовой Морковкин, прекратите разговорчики в строю. Для начала вам — два наряда вне очереди. Перед сном пойдете чистить картошку…

Отчитав новобранцев за непочтение к форме, старшина повел их в склад боепитания. Слезкин заволновался: наконец-то в руках у него будет настоящее оружие! Из-за этого ему и Кукушкин понравился и даже его строгость показалась приятной.

— Вот вам винтовочка, патроны к ней… Вот гранаты… Вот вам златоустовская, с ударом на двадцать восемь килограммчиков шашка, — нахваливал Кукушкин, вынимая клинок из ножен. — Берегите, как зеницу ока. Не подведет, все испытано на практике!

Костя нетерпеливо следил, как бойцы подходили к столику, расписывались, получали оружие, снаряжение и, довольные, становились в строй.

Но вот подошла очередь и Слезкина. От волнения у него даже в горле пересохло. Облизывая пышущие жаром губы, он сипло спросил:

— А нельзя ли, товарищ старшина, автоматик вместо этой штучки? — Костя кивнул на винтовку. — Уж больно длинна, того и гляди: зацепишься за ветку — и с седла долой!..

Кукушкин глянул на бойца острым глазом, встал на табуретку и потянулся к верхней полке стеллажа, на которой лежало несколько автоматов ППШ. Костя даже вспотел, наступил на ногу соседу, торжествующе подмигнул Морковкину: «Смелость города берет!»

Старшина вместо автомата подал пистолет в новенькой, скрипучей кобуре. Костя опешил.

— Берите, берите! — ехидненько уговаривал Кукушкин. — Эта штука короче автомата!

Бойцы захохотали, кто-то насмешливо поддел:

— Ничего себе, схлопотал!..

Кукушкин вдруг стал суровым.

— Научитесь, товарищ Слезкин, сперва обращаться с трехлинейкой. И запомните: в русской армии не было еще солдата, который бы не потаскал эту «штучку» на плече. А автомат получите, когда дослужитесь до старшего наряда. Вот так! Пожалуйста, — подал он винтовку.

Сконфуженный Костя пристроился к товарищам. «Вечно суешься, куда не просят. Все люди как люди, а тебе все не так, все чего-то особенного хочется», — мысленно обругал он себя. На душе стало скверно: он злился и на себя и на резковатого Кукушкина. Радость была отравлена.

Расставив оружие в пирамиды, бойцы пошли получать коней.

В длинной, приземистой конюшне было сумрачно. Узкие, продолговатые окна, заросшие толстым слоем изморози, почти не пропускали света. Приглядевшись, Слезкин увидел в станках, разделенных тяжелыми цимбалинами, рослых, упитанных коней. На перекладинах под потолком, поблескивая медью пряжек и блях, лежали кавалерийские седла. Несколько коней стояли оседланными. Слезкин тут же узнал, что это кони бойцов из тревожной группы. Они, как и их хозяева, находятся в боевой готовности и в любую минуту могут поскакать туда, где возникнет опасность.

«Вот это жизнь воинов!» — восхищенно подумал Слезкин, чувствуя, что раздражение его проходит и опять сердце волнуется радостно от встречи с границей.

В теплой конюшне пахло душистым сеном, конским потом, прелым навозом. Отовсюду доносилось неторопливое, мерное «хрум… хрум… хрум…»

— Показывайте, на каких конях ехали? — обратился Кукушкин к столпившимся в кучку бойцам. Молодые пограничники разбрелись по конюшне, отыскивая лошадей, которых им передали в отряде стрелкинцы, отправлявшиеся на фронт.

— Моя! Вороная! — воскликнул Абдурахманов и нежно похлопал по горделивой шее лошади.

— А я, кажется, ехал вот на этой, желтой, — неуверенно проговорил Морковкин.

Кукушкин погладил рыжую, со светлым ремнем по хребту кобылицу.

— Желтая? Такой масти не бывает. Это каурая, — поправил он бойца.

Слезкин возбужденно бегал по конюшне, заглядывал во все станки, с опаской — как бы не лягнула — ощупывал некоторым лошадям холки.

— Не могу найти! — воскликнул он наконец в отчаянии. — Помню, на холке болтался клочок кожи.