– Много мыслей в твоей голове, да высказать не можешь ни одной, – Оливер закинул руки за голову. – Оправданий в тебе тоже много, но отсутствие дара речи мешает выпустить их наружу и наконец дать тебе вдохнуть спокойно.

– Я... – Джесси правда не знал, с чего начать. Что ему сказать? Он не мог озвучить даже половину правды.

– Расслабься, бро. Я уже давно на тебя не злюсь. Мне не важно, ищешь ли ты золотую жилу в дальних краях или сбежал с новым другом заграницу. Чего с собой не взял?

У Джесси от этого заявления будто камень с души упал. Оливер никогда не простит его до конца, но он постарается. И Джесс тоже сделает всё возможное, чтобы загладить свою вину.

Под "другом", кажись, имели ввиду Яна. Джесси, нет, лучше бы ему не забывать, что на родине он – Мак, внутренне нервно хохотнул.

Интересно, будь Ален здесь, как бы отреагировал на такое заявление – кто бы из них двоих вылетел в форточку быстрее?

Но теперь становилось понятно, как именно Оливер узнал о его прибытии.

Джесси остановился на светофоре.

– Он просто знакомый. Как там твоя мама?

– Снова вышла замуж, – лицо парня от этого вопроса немного сморщилось в недовольстве. – И не думаю, что этот парень тот самый один единственный. Так что на следующую свадьбу ты наверняка ещё поспеешь до своего обратного отлёта.

Джесси прыснул со смеху. Да, его мать – очень непостоянная женщина. Ничего в этой жизни не меняется.

– А что, пригласишь меня, несмотря на мой поступок?

– Мы всё ещё друзья. Ты от меня так просто не отвяжешься, – Оливер пожал плечами.

Джесс тронул машину и протянул ему кулак с отставленным мизинцем.

– Тогда давай больше между нами не будет недопониманий. Это клятва.

Однако парень никак на это не отреагировал, поэтому, через некоторое время Маку со смешанными чувствами пришлось вернуть ладонь на руль.

– Почему не хочешь соединить мизинцы, как мы делали всегда? – Спросил он.

– Как-то по-детски. – Просто ответили ему.

Но звучало так, будто он чего-то недоговаривает.

И всё же, кажется, отношения между ними никогда не смогут стать прежними.

– По-детски, значит, – улыбка Джесси вышла немного криво. – Многое изменилось за полгода.

– Нет. Ты всё такой же ребёнок. А я постарел, – друг стукнул по его плечу кулаком, и они внезапно вместе засмеялись.

Странное ощущение в груди Джесси ослабло. Может быть, он накручивает себя и всё действительно в порядке. Да и не было такой проблемы, с которой бы он не попытался справиться, а получится ли из неё достойное решение, на то воля судьбы.

Но сейчас он был по-настоящему счастлив видеть родное лицо. Что себя обманывать, хотелось крепко обняться и не отпускать ближайшую неделю, но Мак сдерживался, раз уж его друг вписал себя в разряд "стариков".

Спустя полтора часа изнурительных пробок они выбрались на пустую дорогу. Вид за окном приобрел больше зелёных оттенков, всё чаще попадались парки.

Мак приближался к своему дому. Сердце замирало, требовало нарушить все правила дорожного движения и мчать на всех парах.

Они с Оливером жили на соседних улицах, поэтому было решено оставить машину у его дома – чтобы не привлекать внимание домочадцев до последней минуты и сделать настоящий сюрприз.

Джесс мчался по знакомой дороге почти вприпрыжку. В итоге не сдержался, схватил отстающего Оливера за руки, и потащил следом за собой.

Поворот. Следующий. Третий.

Джесси перешёл на бег, друг за ним едва поспевал.

Старый потрескавшийся фонтан из красной глины, который уже давно не работает. Засохшее дерево с качелей, на которой Мак пол детства провёл.

Ещё один поворот.

Пепел под ногами и обугленные остовы там, где раньше был дом.

Место, где любили и ждали.

Место, которое больше никогда не поприветствует и не попращается. Потому что всё, что от него осталось – воспоминания.

Джесси упал на колени.

Расширенные зрачки уставились в пустоту, видя то, чего больше нет.

Дверь должна была открыться. Должна была радостно залаять собака и мама выйти на встречу. Отец бы показался из сада, помахивая ему книгой.

Вместо этого – серый пепел. Чертова пыль, въедающаяся сквозь кожу прямо в кости. От Джесси и самого, кажется, уже ничего не осталось. Он не плакал и не кричал. Не мог.

Только смотрел и смотрел в одну точку, пока и сознание, следуя за телом, не начало трескаться, рассыпаясь от невыпущенных наружу эмоций.