– Где твой уродливый зеленый свитер? Холодно.

– Сдала в стирку, в шкафу есть уродливая черная футболка.

Нет! Это так и будет продолжаться? Если она все время будет такой кроткой, я буду самостоятельно выключать генератор каждый вечер.

– Я в нее не влезу, пусти под одеяло, - стараюсь не улыбаться.

– Ну нет!
– сразу мотает головой, но я должен был попробовать, - У тебя есть свое!

– Если я за ним спущусь, мне выцарапают глаза.

– Так тебе и надо. Сначала кувыркаешься с одной, потом идешь выпрашивать поцелуи у другой, опять возвращаешься к первой, а потом опять ее бросаешь. Я думала слухи о твоих похождениях приукрашены…

– Но тебе же приятно, что я сижу на холодном полу, вместо того, чтобы лежать в мягкой постели?
– я слегка улыбаюсь, в надежде на какую-то реабилитацию в ее глазах, - И чтоб ты знала, думал, я только о тебе!

– Гофман! Да мне абсолютно все равно о ком ты думал! В своих фантазиях ты можешь со мной делать все, что угодно, мне совершенно не жалко, ты главное, в жизни меня не трогай. У меня совершенно другие мотивы. Ты все еще тут сидишь, потому что мне действительно страшно. Хоть тебе кажется это забавным, я сейчас просто готова умереть.

– Это какая-то психологическая травма?
– спрашиваю неуверенно.

– Ну конечно же, это какая-то психологическая травма!
– она цыкает, - Я одна сплошная психологическая травма, поэтому и прошу ко мне не лезть!

– Да я понял, не лезу…

– Но утешился ты очень быстро, - дикарка смотрит на меня немного враждебно, - Даже обидно.

– Говорю же, Чумакова, у нас с тобой все еще впереди! Представляешь, вот будет прикол, если я буду у тебя первым, а ты у меня последней!

– Не беси меня, олень!
– шипит очень зло.

– Вообще-то это моя психологическая поддержка, - я играю бровями, - Я бешу тебя и тем самым, возвращаю твою уверенность в себе! Ну пусти под одеяло, Чумакова! Я сейчас тут просто окочурюсь!

– Держи, психолог!
– дикарка швыряет его в меня.

– Так не пойдет, - я поднимаюсь и иду к кровати, ловлю ее напуганный взгляд, но не останавливаюсь и заваливаюсь рядом, - Заболеешь, разведешь сопли…

Накрываю по плечи сначала ее, а потом себя, мы сидим упираясь спинами в стену на небольшом расстоянии друг от друга. Вижу, как сильно она нервничает, зажимает плечи и стискивает челюсти.

– Расслабься, - говорю шепотом, - Я не буду к тебе приставать. Ты, конечно, уверена, что я ужасный человек, но…

– Да ты обычный бабник!
– она меня перебивает, - Но я не такая дура, чтобы на тебя повестись!

– А чего тогда так трясешься?

– С тобой это вообще никак не связано, - бурчит под нос, - Меня просто напрягает тактильность.

– Почему?
– я удивляюсь, - Это же так… приятно. Когда ты трогаешь кого-то, когда кто-то трогает тебя.

Чумакову передергивает и я морщусь.

– Все люди разные, кому-то это нравится, кому-то нет, - говорит быстро.

– А ты пробовала?
– поворачиваю на нее голову и внимательно наблюдаю за ее напряженным лицом.

– Да, Фил, пробовала!
– отвечает с усмешкой.

– Неужели не понравилось?

– Я несколько лет подвергалась сексуальному насилию. И нет, Фил, мне совершенно не понравилось!

Она смотрит мне прямо в душу, а я теряю дар речи, только слышу бешеное биение сердца. Не знаю мое это, или ее. Чумакова смотрит на меня так, что я не могу вымолвить и слова.

– И если даже эта информация не заставит тебя одуплить, что мне не приятно когда со мной флиртуют, когда меня трогают, а тем более хватают и пытаются поцеловать, то ты совсем конченный!

Она отворачивается от меня, а я так и сижу пришибленный. Мне так хреново, что начинает трясти ознобом. Я хочу узнать подробности, но одновременно не хочу этого слышать. Какая-то сука измывалась над моей дикаркой! Внутри распаляется пожар из обиды, ненависти, желания уничтожить и отомстить за нее. Хотя, наверняка, от этого ей не станет легче. Но я не могу просто сидеть и делать вид, что все в порядке и я не готов сейчас убивать.

– Расскажи мне… - говорю едва слышно.

– Нет, - отвечает уверенно и спокойно.

– Когда это произошло? Ты говорила кому-нибудь? Его наказали?
– моя грудь начинает ходить ходуном и я кусаю от злости губы.

– За это не наказали, наказали за другое, - она как-то странно хмыкает.

– Расскажи мне, Валисис! Кто это был? Он из интерната? Я его просто урою, когда найду!

– Не найдешь!
– у нее вырывается смешок, - Он уже помер! Сдох! Сгнил в земле!

– Кто это был?
– мое сердце готово выпрыгнуть из груди, - Пожалуйста, я должен это знать!