— Ну вы и фантазёр, Арсений, — хохотнул Андрей Вячеславович.

Вскоре всё та же «Волга», на которой мы добирались с вокзала в гостиницу, вырулила на Краснопрудную улицу, а спустя двадцать минут остановилась у 12-этажного дома на улице Гастелло.

— Вы надолго? — поинтересовался водитель. — А то мне в гараж не позднее девяти нужно вернуться.

Ермин вопросительно посмотрел на меня, я пожал плечами, мол, как пойдёт.

— Тогда не ждите нас, езжайте в гараж, — махнул рукой Лев Борисович. — Сами до гостиницы доберёмся.

Мы вошли в подъезд, на лифте поднялись на 7-й этаж. Я видел, как волнуется Ермин, как на его лбу выступили бисеринки пота. Да я и сам малость волновался. Всё-таки не был на 100 процентов уверен в удаче своей миссии. Согласен, ДАР пока не подводил, пусть даже приходилось выжимать себя до последней капли, как было с питерским вором. Однако рано или поздно может случиться облом-с, дорогие господа, причём в самый неподходящий момент. То есть когда исцеляю большую шишку или кого-то из её близких.

Мы вышли из лифта, Лев Борисович подошёл к двери, обитой цвета красного дерева дерматином с кнопочками, между которыми была натянута тонкая проволока, образуя рисунок ромбами. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. С той стороны раздалась гаснущая трель, после чего ещё спустя секунд десять щёлкнул замок и дверь распахнулась.

— Здравствуй, Костя! — кивнул Ермин мужчине, на вид примерного его ровеснику.

— И тебе, Лев, не хворать. Заходите, товарищи.

Он шагнул в сторону, пропуская нас.

— А это и есть тот самый Арсений. Арсений, знакомься, это Константин Сергеевич Крупский — муж Анастасии.

Я пожал протянутую ладонь, оказавшуюся узкой, но при этом крепкой и сухой.

— Как она? — спросил Ермин.

— Прилегла с час назад, сказала, может поспать удастся до вашего прихода, а так с утра голова периодически кружилась, — тяжело вздохнул тёзка Станиславского, который тоже был Константином Сергеевичем.

В этот момент под аркой дверного проёма, ведущего в зал, появилась худая, немолодая женщина в запахнутом халате. Лицо её хранило следы былой красоты. Под большими, некогда, видимо, пленившего не одного мужчину глазами пролегли тёмные круги, уголки рта скорбно опущены. Весь её вид говорил о том, что она уже смирилась с неизбежным, слабо веря, что какой-то молодой врач избавит её от неизлечимого заболевания.

— Лёва…

— Здравствуй, Настя!

Голос Ермина дрогнул, в следующий миг он шагнул к сестре и обнял её. Та несмело обняла в ответ. У меня почему-то в горле встал ком, казалось, они прощаются друг с другом. Константин Сергеевич стоял на прежнем месте, смущённо уставившись в потёртый паркет, которым был выстлан пол.

Наконец они разомкнули объятия, Ермин, моментально вернувший себе былую солидность, представил меня, и мы прошли в зал.

— Чай будете? — спросила принявшая на себя обязанности хозяйки Анастасия.

— Ну, у меня с утра практически во рту крошки не было с этим ВДНХ, — крякнул Ермин. — Не откажусь.

— Тогда, может, суп гороховый? Я с утра сварила целую кастрюлю, Костя говорит, что неделю её будет есть.

— А что, можно, — согласился Ермин. — Арсений, присаживайтесь, и вам нальют супчику.

— Супчику не надо, я хорошо поужинал, — сказал я, занимая предложенный стул. — А вот чайку с чем-нибудь сладеньким…

— Есть печенье «Курабье», шоколадные пряники, и какие-то конфеты на кухне в вазе лежали, — сказала хозяйка. — Сейчас принесу.

— Может, нам на кухню и переместиться? — предложил Лев Борисович.

— Да ладно, — отмахнулась она, — сидите, чай не каждый день такие люди в гости приезжают.

На лице женщины впервые появилось подобие улыбки. Вскоре первый секретарь Пензенского обкома партии вовсю наяривал гороховый суп, а я пил заваренный с липовым цветом душистый чай, то и дело протягивая руку к большой вазе, в которую были наложены печенюшки и конфеты. Не то что я хотел есть, но заполнить внутренние аккумуляторы до отказа в преддверии серьёзной работы — дело нужное.

Константин Сергеевич тоже чайком баловался, так, чисто за компанию, а Анастасия Викторовна — отчество я выяснил по ходу чаепития — просто сидела и смотрела, как ест её двоюродный брат, иногда осторожно косясь в мою сторону. Побаивалась, как боятся всего неизвестного, и в то же время в её взгляде я видел плохо скрываемую надежду. Что ж, постараюсь эту надежду оправдать.

[1] Шавля — блюдо из риса, вкусное, если правильно приготовить, но не плов.