— Не отказалась бы, — она шуршит за мной и спокойно объясняет свое движение. — Я помогу на кухне. У меня есть галетное печенье — не сладкое, скорее пресное, но со сладким кофе…

— Я пью без сахара, без сливок, без молока, одалиска. Обычный, так сказать, без прикрас и прочих изысков. Что называется, по-крестьянски, по-простому. Не надо, например, экзотической восточности, пряностей, души или любви. Турка, пара чайных ложек коричневого порошка и, естественно, холодная вода. Главное, чтобы не сбежал — плиту трудно отмывать, да и мама заругает, — смеюсь. — Все! Непривередлив наш «Алешенька» в кофейных традициях, потому что ни хрена в этом не соображает. В еде, правда, тоже, — затыкаюсь на одно мгновение, останавливаюсь, словно подбираю нужные слова, а выбрав, вслух вещаю, — не фонтан. Морозов говорит, что я, как вечно голодный, ем, просто жру, как зверь, рву зубами, глотаю и за следующей порцией наблюдаю, типа не чувствую вкуса, нет насыщения, не знаю чувства меры, как вечно голодный пес. И так во всем, Оль. Это, видимо, проблема…

Резко прекращаю говорить — зачем ей это все? К чему развел никому ненужную полемику, словно сообщаю будущей жене о своих кулинарных предпочтениях и изюминках в подарочном характере. Забылся, видимо. Ну, одалиска, с утра энергия бьет ключом!

— Я все поняла, — спокойно реагирует, отходит от меня и направляется на кухню. — Пойду тогда варить? Не возражаешь?

— Даю добро и благословляю, — смотрю на удаляющуюся, по-моему, мной обиженную женскую спину.

Оборвал, что ли, резко? Накачал словесной бурдой? Что за смирившийся и жалостливый тон? С ней трудновато… По утрам особенно! И это без сексуальных отношений, а если была бы жаркая постель, то все… Громкая, но похоронная труба? Задумываюсь на одну секунду, прокручиваю этот разговор, стараюсь не заострять на нем внимание, уверенной походкой захожу к себе в комнату. У меня всегда есть теплая рубашка, как талисман на счастье и удачу — ей будет, конечно, великовата, но ничего и так сойдет, байковая тепленькая куртка с моим персональным запахом. Помечу Климову собой! Плотоядно улыбаюсь и вытягиваю из сумки нужный в очень крупную клетку мужской атрибут. Принюхиваюсь — пойдет, душа моя, и ко мне быстрее привыкнешь. Возвращаясь на кухню, сразу улавливаю носом кофейный аромат и наблюдаю склонившийся над плитой красивый тонкий силуэт. У Ольги очень женственная фигура — ее талию я могу обхватить двумя руками так, что пальцы одной стопроцентно встретятся с пальцами другой, еще и друг на друга на пару сантиметров забредут. А задница вообще зачетная, ее «карданный вал» оценил еще в том клубе, где Климова, она же Якутах, она же изумруд, она же Оленька, ритмично совращала мужскую толпу, как будто находилась под пыточным электрическим напряжением. А ее лицо… Ах, как она была зла! Точно. Без сомнения. На всех чертом смотрела, словно каждого за что-то личное кляла.

— Оль?

— Да, — поворачивается, а я в дверном проеме резко онемевшим типом замираю. — Алеша, я тебя слушаю.

— Где ты была? — еще раз задаю безответный вопрос.

— Спала, — нежно улыбается, — в соседней комнате. У тебя амнезия, Алексей?

— Я не о том, — хмыкаю и разворачиваюсь. Вытягиваюсь струной, словно рост свой огромадный на дверном косяке измеряю. — Где ты была до нашей встречи? Мне интересно. Слышишь?

— Какая разница? — возвращается к своему кофейному занятию. — Не все ли равно? Да и зачем тебе это знать? Все неважно. Теперь-то я здесь, а завтра вечером мы с тобой вернемся в город, а потом через семь дней…

— Об этом не мечтай, — быстро перебиваю ее слишком монотонную речь, отталкиваюсь от дверной коробки и переношу вес своего тела на одно плечо, уткнувшееся в проем. — Продлим наше знакомство однозначно. Говорю сейчас не для обсуждения. Ставлю перед фактом, изумруд. Информирую тебя, довожу до сведения все стороны намечающегося бурного «конфликта».

— Ты обещал! — бурчит под нос, но очень четко — мне хорошо отсюда слышно. — Обещал ведь!

— И что? — с усмешкой спрашиваю. — Обещал — не выполнил. И что? Мне недостаточно тех семи дней, которые ты из календарного года черной, наверное, ручкой еще не вычеркнула. Мне их не хватает и не хватит — точно знаю, поэтому заранее говорю, что хочу продлить и закрепить наше знакомство, встречи, дружбу…

— То есть? — упирается двумя руками в столешницу и поднимает плечи к аккуратненьким ушам, но лицом не поворачивается ко мне. — Ты обманул? Обманул?

— То и значит. Нет! — подхожу ближе и становлюсь строго за ее спиной, смотрю в женский темный затылок. — Хотя да, наверное, обманул. Что тут такого? Невинная же ложь — я ведь не деньги у тебя выманил или заставил купить ненужную в хозяйстве вещь, или… Да твою мать! Что я бред какой-то несу? Я хочу продолжения, — отшвыриваю рубашку на стул, она следит за полетом тряпки, а сам двумя руками обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. — Слышишь, одалиска? Очень хочу продолжения. Очень-очень. Давай по-настоящему встречаться? Ты и я, как женщина с мужчиной. Регулярно и постоянно. Я свободен, не состою в отношениях, так что тут точно без обмана — говорю, как есть.

— «Не изменяешь женщинам, с которыми встречаешься», — шепчет обреченно.

— Молодчина, изумруд! У тебя отличная память…

— Еще семь дней, Алексей. И все! Ты меня слышишь? — вполоборота степенно со мной разговаривает, как маленькому ребенку пытается уложить хрень в башку.

А я как будто совсем не слушаю ее:

— А ты? У тебя есть мужчина? Муж? Любовник? Жених или парень? Хотя… Оставим только «муж»? Ты замужем, Оля? Замужем? Только это ответь и все — мне достаточно, а остальное вообще не важно. А?

— Алексей, — с нытьем каким-то тянет. — Прошу…

— Тшш. Погоди-погоди. Пока не отвечай! Я еще не все условия оговорил, — опять лезу наглыми ладонями ей на грудь — у меня, видимо, зацикленность на этой части тела именно у этой женщины. — Хочешь справку от венеролога о состоянии здоровья? Оль? Это нужно?

— Перестань. Какая пошлость, — пытается сбросить мои грабли.

Ну-ну!

— Все нормально. Прекрасно тебя понимаю. Но с этим не будет проблем — я чист, а за подтверждением дела не станет. Вернемся в город, я ее добуду и тебе в клювике принесу…

— Нет! Прекрати, — подключает плечи, пытается выкрутиться, дергается и шипит. — Господи! Да что это такое?

— Ты даже не подумала, — грудь сжимаю и не отпуская, одновременно с этим вожу губами вдоль тонкой шейки, не прикасаясь к ее коже, сильно дую и шепчу. — Подумай, я прошу. Ты…

— Я подумала, мой ответ «нет».

— Почему? — носом в ушную раковину окунаюсь. — Почему? Почему?

Господи! Сука! Везде этот миндаль, розмарин, лаванда, словно в лавке у травника… Что это за хрень на ней?