Шрифт:
— Леш, — стонет, — хватит, а?!
Нет-нет! Все, что она сказала в какой-то мере правда. И если откровенно, от этого мне почему-то очень неспокойно. Такое чувство, словно что-то нехорошее грядет. Не стоит нагнетать и ворошить былое, но все, что я о ней не знаю мозг мой здорово взрывает и подогревает мою кровь…
Отец прав — чего я, как пришибленный прицепился к личной жизни абсолютно постороннего человека? И так понятно, что у каждого из нас на сегодняшний момент в наличии имеется слишком много нехороших тайн. Зачем былое ворошить? Но вдруг ей нужна помощь? И потом, Климова мне очень интересна, я хотел бы знать все о человеке, с которым теперь еще и сплю — делю свою кровать. Встречный жест на исповедь готов осуществить в любое удобное для изумруда время. Другой вопрос, захочет ли она со мной о том, что было с ней, поговорить?
Она храпит, что ли? По-моему, я слышу бормотание, кошачье урчание, словно Оля изображает старый добрый трактор. Подкатываюсь как можно ближе, практически впритык, прислушиваюсь и замираю. Нет, слава Богу, просто показалось! Выдыхаю горячий воздух одалиске в спину, а она в ответ мычит. С блаженным выражением на роже откидываюсь и подкладываю под макушку руки.
Ах, как было хорошо! Прикрываю глаза и в мельчайших подробностях вспоминаю все, что с ней на этой маленькой кровати вытворял. Ве-ли-ко-леп-но. И как-то слишком тихо! Ее крутило, тело дергалось, дрожало, Ольга дугой выгибала шею и, сцепив зубы, с большим трудом смотрела мне в глаза, а в ответ на не заставивший себя ждать физический приход ни звука, просто ни хрена, не произнесла. Вытягиваю одну руку и приподнимаю куцое одеяло. Красота!
Узкая спина, глубокая позвоночная впадина — как ей, бедненькой, не больно свои женские богатства на себе таскать. Упругие ягодицы и маленькая идеально круглая дырочка над копчиком — симпатичный детский дефект, словно у девчонки планировался хвостик, но потом, по-видимому, при рождении что-то пошло не так и бесовский атрибут у ребенка с мясом отобрали. Оля пытается вернуть покрывало на место — шурует за спиной рукой и ищет, ищет, а я, хулиган, еще дальше тяну.
— Я сейчас встану и уйду, если ты не перестанешь доставать меня, — как будто угрожает.
— Идем поплаваем, изумруд. С утра море чистое, спокойное.
— Какая там температура воды, Леша? Минус четыре, три, два?
— Я тебя согрею, — укладываюсь сверху ей на спину, даю почувствовать, что к сексуальным подвигам готов, просовываю руку под живот и заставляю припарковать свой аппетитный зад в мой пах. — Оль?
— Нет, — она пытается скинуть меня, дергает головой и резво двигает руками.
— Тшш, идем со мной, Несмеяна. Не рыпайся — не возбуждай.
— Не хочу, слезь с меня, — рычит и угрожает. — Смирнов!
— Я ничего не делаю. Всего лишь предлагаю окунуться в соленое парное молоко. Давай-давай, — опираюсь на колено и, придерживая ее за талию, поднимаюсь.
— У меня нет купальника, Алеша.
— Он тебе не нужен, — прижав ее к себе, вожу руками по животу и целую заднюю часть длинной шеи, — тут ведь никого нет. Считай, что это частная территория.
— А Петр?
— Оль, это даже зло звучит, — хмыкаю и перехожу губами ей на плечи. — Он не видит, а Пирату все равно на твои прелести. А мне…
Опускаю руку вниз и осторожно трогаю гладкий лобок, прохожу немного дальше…
— Нет! — ногтями впивается мне в кожу и пытается от себя отбросить.
Шиплю и убираю наглую конечность, встаю с кровати и тяну Климову за собой. Она смешно кривляется, сопит, хнычет, но медленно идет. Ольга присаживается на край кровати, ногой подтягивает свои брюки, наклоняется за своей футболкой и неуверенно задает вопрос:
— А где мое нижнее белье?
— Не было такого. Ты голая сюда пришла, — натягиваю джинсы, закидываю на плечо свою футболку. — Ты знаешь…
— Смирнов, отдай, пожалуйста трусы и лифчик.
— Трусы и лифчик? — округляю глаза. — Одалиска, я даже не знаю, как это все выглядит. Что это вообще такое? Предположим…
— Леш, это не смешно.
По-моему, сексуальная разрядка на эту женщину действует не по предустановленному протоколу. Климову вообще не отпускает, и она еще сильнее жжет. Блядь, да она просто надо мной издевается!
— Мы поторопились с сексом, Оля? — как на планерке выступаю — с гордо поднятой головой.
— Господи, — канючит, — Смирнов, просто отдай мои трусы и все. Поторопились, замедлились… К чему все это? Я хочу одеться…
— Я не хочу! — перебиваю и протягиваю завалившиеся под кровать маленькие трусы. — Возьми, пожалуйста.
Оставшуюся процедуру одевания мы проходим, словно молчаливый квест. Она мычит о том, что не может отыскать, а я, не говоря ни слова, разыскиваю и спокойно подаю.
— Все? — жду, пока она затянет волосы в какое-то лохматое и безобразное чудовище. — Или еще чего-то никак не найдем?
— Я готова, — опускает руки на свои колени и пытается мне улыбнуться.
Нет! Вот этого делать не стоит. Опять все вымученно и наигранно. Словно кукольное и неживое. Предлагаю свою руку. Она, оскалившись, вкладывает мелкую ладошку в мой кулак.