Верит в мистику и считает, что мифы и легенды – правда. Имеет при себе камешки для предсказаний.

Молчалив и добр. Кажется опорой и защитой.

По молодости работал в детском саду воспитателем».

– Чё ты там так долго пишешь? – внезапно спросил его Феодов и обратился к Лонеро: – Он всегда так?

– Ну, в последнее время да.

– Ёмаё, и тяжело же тебе с ним!.. Эй, Стюарт же, да?

– Да, – нехотя откликнулся Стюарт.

– Оставь свою писанину и поговори с нами! Мы тут как раз оркестр Сэма обсуждаем.

– А что именно?

– Я хочу в будущем собрать себе оркестр! – с живостью воскликнул композитор. – Вот, Боря умеет играть на контрабасе, я его позвал ко мне в оркестр!

– А уже есть кто-то в оркестре?

– Да! Ты, Петя, возможно его сестра Маша и Боря. Боря говорит, что познакомит меня ещё с несколькими людьми, так что мой оркестр активно пополняется!

– Почему я узнаю об этом в самый последний момент?

– Не в самый последний! Я только недавно начал думать над этим, но тебе решил не рассказывать, чтобы устроить сюрприз, хе-хе.

Стюарт тяжело вздохнул:

– А меня вы возьмёте в оркестр?

– Конечно! Это безоговорочно!

– Хоть на этом спасибо.

– Ну какой же ты всё-таки мрачный зануда, – скрестил руки на груди Феодов и захохотал, испугав соседние столики.

Спустя полчаса, как Ванзет и обещал, он вернулся к коллегам и принялся за обсуждение мюзикла. Стюарт со скучающим видом слушал их, не вливаясь в общение, и всё думал о своём. Нехорошее, всё-таки, у него предчувствие...

Кайдерск, 27 января, 1043 год

Время 22:11

Гостиница «ТарТар»: третий этаж

У Сэмюеля не было даже свободной минуты на себя. Всё его время занимало общение с коллегами, подопечными и работниками гостиницы; его все хотели утянуть в разговор, всем хотелось ему что-то рассказать, услышать от него слова поддержки или совет, – в общем, все нуждались в нём, как в воде. И Сэмюель был не против, наоборот был очень рад, что все его настолько сильно любят и ценят, потому он сломя голову бежал ко всем на помощь, старался всем угодить и оставаться всеобщим любимцем, советчиком, другом.

Но у этой медали была и обратная сторона.

Он сильно уставал за день, будто беспрерывно работал днями напролёт. Придя в свою комнату, он трупом падал на постель и мгновенно погружался в сон. Тревога, как Стюарта, его особо не мучила; его мучили мысли о том, что он мог ненароком кого-то расстроить, разозлить или обидеть, хотя априори он не мог этого сделать, ибо был слишком мягок и робок по своей натуре. И зачастую думы его занимала лишь одна персона – фотограф Илона Штуарно, что постоянно над ним подшучивала и колола его словами, как острыми тонкими иглами, проникавшими глубоко в сердце и больно ковыряя его. Он не мог понять, чем заслужил такое отношение к себе, и сильно расстраивался, когда она в очередной раз звала его «глупым блондинчиком» и ставила ему словесные подножки ни за что.

И вот, укрывшись одеялом, он впервые не смог заснуть сразу; его мучил огромный ком мыслей, что вертелся из стороны в сторону и больно обухом бил по пульсирующим вискам. Его напрягала тревога Стюарта и его фразы, по типу: «Зря мы сюда приехали»; огорчали обидные слова Илоны; беспокоили периодические истерики старшего из охранников Сифона, который плакался ему в плечо и постоянно повторял: «Трагедия! Трагедия! Это ужасная трагедия!»Лёжа в тишине тёмной комнаты, ему казалось, что его погребли заживо, и эта могильная тишина давила прессом. Он резко вскочил с постели, включил настольную лампочку, закрыл уши холодными ладонями, свернулся в клубочек и задрожал, как котёнок, лежащий в коробке в дождливый день.

В общем, в непонятной тревоге и странном предчувствия беды он пробыл час и, не сумев заснуть, решил прогуляться по этажу или посидеть на диванчиках в коридоре и рассмотреть картины. Да, он впервые будет в одиночестве, а не в окружении людей! И от этого становилось как-то не по себе.

Просунув ноги в тапочки, он вышел в коридор, где за столом сидела и перебирала фотографии Илона. Он хотел поздороваться с ней, несмотря на её неприязнь к нему, но вместо приветствия споткнулся и упал на пол. Раздался язвительный смех.

– Пф-ф, глупый блондинчик не смотрит под ноги, вы только посмотрите! Теперь у нас глупый слепой блондинчик! Как же ты бездарен и жалок, не могу! – восклицала и смеялась девушка. Хотя, скорее, она вела себя как вредная девчонка.

Сэмюель сел на полу и, не выдержав давления, тихо расплакался, размазывая слёзы по побледневшему лицу. Ох, как он был жалок и ничтожен в этот момент!

Илона от неожиданности вздрогнула и замолкла.

– Эй, ты что, плачешь?..

– Нет, нет... – солгал он, но слёзы всё текли из его глаз и текли, не прекращая. Он сам не мог понять, почему начал плакать, но сдерживать плач не было сил.