Шрифт:
– Поэтому нам нужна рулетка, чтобы измерить рост всех!
– И где ты собираешься достать рулетку?
– Не знаю...
– Вот именно. Но я понял, к чему ты клонишь. Рост у Ворожейкина около двух метров. Илона, Марьям и Максим вряд ли могли бы его убить, они слишком низкие для этого.
– Думаешь, это Лев?
– Думаю, это могут быть остальные, то есть Ева, Сэмюель, Пётр, Лев, Борис, ты и я.
– Ты и себя подозреваешь?
– Нет, но меня могут подозревать, и я это понимаю. И алиби ни у кого нет: кто угодно мог проснуться и убить Ворожейкина., тем более он был на шухере. Но что он делал в столовой? Почему не на нашем этаже?
– Может, его заманили?
– Нет, вряд ли, – вмешался Пётр. – Он очень любил пряники, а тут на полу лежит кусок пряника, который он уронил. Скорее всего он сам сюда спустился, чтобы перекусить, а тут его и застал убийца врасплох. Да и почему вы решили, что его ударили стоячим? Вдруг он наклонился и его ударили.
– Нет, удар чётко пришёлся по затылку и особой формы, а спереди вряд ли бы его так ударили.
– Эх, вот почему мы не можем снять отпечатки пальцев? Так было бы легче...
– Да, Пётр, так было бы легче, но у нас, увы, нет такой возможности...
Неожиданно из фойе раздался душераздирающий крик, и тотчас мужчины с Илоной бросились из столовой прочь.
Глава 7.2. Минус два
Когда все вышли из столовой, оставив следователя, доктора, фотографа и солиста с Бездомником наедине с трупом, Марьям вновь взвинтилась, обернулась, отчего её блондинистые волосы сверкнули золотом на свету, и криком обратилась к хмурому Борису:
– Ты ведь убил его? Признайся! Все действия убийцы нелогичны и безумны, – всё это очень подходит под тебя, сумасшедшего и непонятного человека!
– Зачем мне убивать лучшего друга?! У тебя бебе с баба?! – он прокрутил пальцем у виска и присвистнул.
– У меня-то всё в порядке, в отличие от тебя! Грязный братоубийца, грязный и мерзкий душегуб!
– Я спал, когда всё это происходило! Почему ты меня топишь в обвинениях?!
– Потому что ты сумасшедший, очевидно же! Никто кроме тебя себя не ведёт, как отсталый и жестокий безумец! И ты угрожал господину Ворожейкину в расправе!
– Ребята, хватит... – враз попросили их Максим с Евой, но те только сильнее взъелись и готовы были перегрызть друг другу глотки.
– Да ты не понимаешь, как сильно закопал себя словами против Макса!
– Ты дура тупая, раз не понимаешь, что я не братоубийца и мне не было смысла убивать своего брата по крови!
– Ты даже сильно не горюешь по господину Ворожейкину!
– Ты не смеешь говорить, что я не горюю! Ты даже не понимаешь, насколько мне плохо, просто я не хочу этого показывать!
– Если плохо, то почему не рыдаешь в три ручья?!
– Да потому что я – мужик, мне слёзы ни к чему! Это вы, бабы плачете по всяким мелочам!
– Как ты меня назвал, тварь?!
– Да ты сама по Элле не горюешь! Никто не видел твоих «трёх» ручей по умершей, как ты сама соизволила выразиться!
– Не смей упоминать её имя! – задыхаясь, вскричала Марьям. Слёзы брызнули из её глаз.
– Хватит! Умоляю вас, хватит ругаться! – бросился к ним Сэмюель.
Марьям сразу же замолкла, опустила взгляд в пол и разрыдалась, закрыв раскрасневшееся лицо руками, а Борис, нахмурившись, плюнул ей в ноги, зашёл на кухню и хлопнул дверью. Фойе ненадолго погрузилось в молчание, пока неожиданно к ним не вышел солист, вооружённый кухонным ножом. Глаза его сверкали пламенем безумия, бледные губы расплывались в зловещем оскале, а рука сжимала рукоять ножа.
– Борис! – вскричал ужаснувшийся Сэмюель, но подойти к приятелю не рискнул.
Остальные отпрянули от обезумевшего, как от огня и хотели позвать на помощь мужчин из столовой, как вдруг Борис загоготал и прошёлся ножом по воздуху, как бы выбирая свою жертву.
– Раз уж вы мне верить не хотите, что я невинен и никого не убивал, так узрите это воочию! – воскликнул он, замахнулся и пырнул себя ножом в живот.
Ева Вита и Марьям Черисская закричали от ужаса, когда Феодов вынул из себя нож, закатил потускневшие глаза и рухнул на пол, и кровь озерком медленно расплывалась под ним. Нож с грохотом упал возле его головы. Сэмюель Лонеро и Максим Убаюкин бросились к увядающему коллеге, но совершенно не знали, что им делать. На крик девушек из столовой прибежали остальные и застыли в ужасе.
– Твою мать, сумасшедший! – вскричала Илона, поняв, что произошло, и бросилась к Борису. Однако было поздно: он уже не дышал.
– Что произошло?! – обратился ко всем тяжело дышавший Стюарт, словно он сломя голову бежал по лестнице.
– Он убил себя!! – закричала Марьям и бросилась ко Льву в объятия. – Он убил себя, убил, убил!
– Что?! Il est fou, bien sur, mais pas autant! (фр.: Он, конечно, сумасшедший, но не настолько же!) – Пётр Радов ударил себя по лбу и прикусил губу.