Разве что… разочаровавшие внуки.

Невысокая, худая, она носила большие очки в тяжёлой оправе с толстыми стёклами, увеличивающими её поблекшие тёмно-зелёные радужки в несколько раз. В бледно-оливковом платье, с наброшенной на плечи росской шерстяной шалью, пушистой, похожей на лебяжий пух, она подошла к нам, сказав с едва слышной хрипотцой заядлой курильщицы:

— Решил проверить, жива ли я?

— Рад видеть вас в добром здравии, ритесса. — Вопрос я пропустил мимо ушей.

Только так. Она требовала обращения только на «вы». Лучшего способа её разгневать и не найти,чем нарушить установленные правила приличия.

Она, хмурясь, протянула мне руку, я сделал вид, что прикоснулся к ней губами. Она сделала вид, что традиции соблюдены. Затем её взор обратился к Элфи. Я, признаюсь, затаил дыхание, ибо от взгляда Фрок сложно что-то скрыть.

— Хм… Наконец-то ты решился. Наконец-то. Сколько лет вы с Рейном прятали её от меня? Наслышана о твоём существовании.

— Ритесса, позвольте пре… — начал я, но бабка подняла руку, властным жестом приказывая замолчать.

Она взяла Элфи за подбородок. Грубо, бесцеремонно, совершенно нетактично и сильнее, чем необходимо. Если и пыталась добиться какой-то реакции от гостьи, то её не последовало.

— Дерзишь, — с удовлетворением произнесла Фрок, вглядываясь в лицо моей воспитанницы.

— Она не сказала ни слова, — вступился я.

— Этого и не требуется. Глаза дерзят. Глаза, кстати говоря, наши. А я так надеялась, что это просто приёмыш и ты с братцем ошибся, выбрав в магазине вместо котёнка какую-то приблудную девчонку. Жаль…

Полюбуйтесь. Моя родная бабка, между прочим. Ощущаете её радость от встречи с правнучкой? Порой она прямее рельса, связывающего Айурэ с Перешейком. И мягкости в ней тоже столько же, сколько в рельсе.

— Отчего же, ритесса? — спросила Элфи.

Ей спустили эту дерзость.

— Дурная кровь. Проклятая дурная кровь, дева. От неё все беды в нашей семье.

Я ухватил бабку за запястье, сжал точно так же, как она сжимала подбородок моей спутницы. Больно. Некоторым следует причинять боль, чтобы они понимали, что причиняют её другим. Только после этого её пальцы разомкнулись.

Фрок поджала губы, очки делали её лицо обманчиво мягким.

— Защищаешь слабого в семье? Хорошо. Это правильно для мужчины. А в Ил? В Ил ты её водил?

— Нет.

Глаза бабули потеплели на долю секунды. А может, свет так упал и мне показалось.

— Первый твой взрослый поступок на моей памяти. Правильно. Нечего ей там делать. Пусть хоть кто-то из семьи не будет связан с этой мерзостью. Кстати говоря, сколько тебе лет, дева?

— Её зовут Элфи.

— Мне пятнадцать.

— Ты был слишком юн, чтобы стать её отцом. Во всяком случае, я очень на это надеюсь. Значит, Рейн? Хм… Но мать не Оделия.

О, друзья мои. Знали бы вы, как по-разному можно произнести одно лишь имя! В каждую букву была вложена ядовитая сила, полная ненависти.

— Не Оделия, — окончательно убедилась бабка, разглядывая Элфи. — Кровь Лилов не настолько… яркая.

— Ритесса? — вежливо переспросила моя спутница, желая получить объяснения значения «яркая».

Та насмешливо фыркнула:

— У тебя симпатичная мордашка, дева. Только и всего. А раз это не Оделия, Раус, то я порадуюсь и приму твою дерзкую пташку в своём доме. Приходи когда хочешь, дева.

Кажется, в Иле сдохли все Светозарные, коли она так сказала. А может, у Фрок началось старческое слабоумие и она растеряла весь свой ядовитый задор.

— И я могу брать эти книги? — Элфи взглянула на полки.

Фрок покосилась на меня с сомнением. Подалась чуть вперёд и с тем самым ядовитым задором, который никуда не растерялся, шепнула:

— Она что? Книжный червь? Ты показываешь её людям? Выводишь в свет? Или запираешь в доме? Юные ритессы, знаешь ли, не проводят время за книгами.

— Но вы же проводили, — невинно заметил я.

— И не скажу, что моя жизнь сложилась счастливо. Так ты книжный червь, дева?

— Я люблю книги, ритесса.

— В моих не много картинок. Боюсь, они мало будут тебе интересны. На что ты смотришь? — Она проследила за взглядом заинтересовавшейся Элфи. — Адлер? «Теория геометрических построений в границах Шельфа»?

— Она скучна. И не вижу в ней практической пользы. Меня привлекла «Растения и фауна Пряного леса» Куралесина. Не знала, что росс успел написать четвёртый том.

— Не успел. Это рукопись, которую он мне подарил, прежде чем погиб в Иле. Я её переплела. Ты можешь брать книги, дева. Тебе они точно не смогут повредить. Но ответь мне — что за старомодный вид скромницы? Это он заставил тебя надеть настолько ужасное платье?