Ухватившись за подголовник, приподнимаюсь.

— Есть более приятные способы сказать, что ты скучаешь по мне.

Он насмехается.

Отношения отца с нами столь же разнообразны, как и мы сами.

Датч — золотой мальчик. В прямом и переносном смысле. Мой близнец быстро соображает и всегда находит решение. Он резкий и решительный. Именно поэтому он — лидер нашей группы и тот, к кому мы обращаемся при принятии важных решений.

Чтобы контролировать его, отцу пришлось пройти через безумные препятствия. Подставить Датча, чтобы он выглядел как наркодилер. Манипулировать Кейди. Отправить Датча в тюрьму. Он потратил огромное количество усилий, потому что видит в Датче брата, который с наибольшей вероятностью сможет выкрутиться из лазеек.

Финна, с другой стороны, труднее уловить, поэтому отец, кажется, больше всего нервничает рядом с ним. Странно, как он замолкает, когда Финн входит в комнату.

Финн может быть ребёнком, которого отец усыновил, когда ему нужен был пиар, но, по иронии судьбы, мне кажется, что они с Финном больше всего похожи. Оба тихие. Расчетливы. Хитрые. Вы никогда не видите их конечной цели, пока не становится слишком поздно.

Со мной…

Все по-другому.

Отец не боится меня так, как боится Датча.

Он не уважает меня так, как уважает Финна.

Для отца я — шутка.

Меня легко подмять под себя.

Пока он строил сложные планы по усмирению моего близнеца и даже не потрудился надеть кандалы на Финна, он сделал для меня только одно.

Одну огромную вещь.

И это чёртовски сработало.

— Ты хочешь поговорить только со мной? — Спрашиваю я с сарказмом. — Я могу захватить Датча, если тебе нужно подбросить ему наркотики и снова вызвать полицию. Или это меня ты хочешь ложно обвинить на этот раз? Что это будет, папа? Кокаин? Таблетки? Или что-то более креативное?

Отец даже не моргает. Фонарный столб окрашивает его лицо в серебристый цвет, делая похожим на робота.

Это ему идёт.

Бесчувственность. Фригидная объективность. Запрограммированость на захват мира.

— Мне нужны новости. — Спокойно говорит отец.

Мои плечи напрягаются.

— О чем?

— О девочке Купер. — Его голос мягкий, но железный. — Она беременна?

Выдыхаю воздух через губы. Я должен быть удивлён, но я не удивлён.

— Ты думаешь, я просто так скажу тебе об этом?

Отец медленно поворачивается. Я встречаюсь с его глазами. Они выглядят обсидиановыми, холодными, как ночное небо, лишенное звёзд. То, как он наблюдает за мной, не похоже на отца. И никогда не было. Он весь из себя холодный бизнесмен, всякая семейная преданность смыта его жаждой власти.

После долгого, расчетливого взгляда отец холодно выдыхает.

— Она не такая.

— Я этого не говорил.

— Ты слишком беспокоишься. Если бы она была беременна, ты был бы самодоволен. — Отец достает мобильный телефон, читает сообщение и вздыхает. — Убирайся. У меня есть дела.

Гул в венах заставляет меня чувствовать себя так, будто я сижу на вершине холма со взрывчаткой. Одна маленькая спичка — и все взорвётся.

Отец видит, что я не двигаюсь, и оглядывается с нетерпеливым взглядом. В детстве я бы оплакивал эту извращённую, манипулятивную динамику отношений между отцом и сыном.

Много раз я плакал в одиночестве, задаваясь вопросом, почему мне кажется, что отец меня не любит. Я никогда не рассказывал об этом ни Финну, ни Датчу. Ни на кого из них отцовское бездушие не повлияло так же, как на меня.

Сейчас, в восемнадцать лет, я не чувствую печали.

Чувствую только острую ярость.

— Я почти хочу спросить, не стыдно ли тебе за себя. Но это было бы пустой тратой дыхания. Потому что это не так, правда, папа? Ты не чувствуешь стыда. Ты ничего не чувствуешь, потому что внутри ты мёртв.

Один уголок его губ изгибается.

Я стискиваю зубы.

— Даже не думай больше приходить за Датчем. Я сделаю так, что ты никогда не тронешь моих братьев. Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не победил.

Больше сказать нечего.

Я поворачиваюсь и берусь за ручку двери.

Голос отца вползает за мной, как чёрная слизь.

— Как?

Моя челюсть сжимается, и ручка защелкивается на месте.

— Что ты сделаешь со мной, Зейн? Нет, лучше спросить, что ты можешь со мной сделать?

Смотрю ему в лицо, все моё тело горит.

— Попилить мою машину? Переспать с моей женой? — Он почесывает подбородок. — Потому что эта палка в твоих штанах, похоже, твое единственное оружие.