Шрифт:
Часть вторая
Три эссе о культуре отмены
Эти тексты, за исключением первого, который ранее не публиковался, впервые появились на сайте журнала Philosophie Magazine 1 июля, 19 октября и 17 ноября 2021 года. Здесь они приводятся в новой редакции.
…Каждый человек – это мыслящее существо, которое способно размышлять так же, как я, и может поэтому выносить самостоятельные суждения, если только он этого захочет. Как я могу повлиять на то, чтобы он этого захотел, я не знаю. Единственное, что может всем нам помочь, – это размышление. А мыслить – это всегда значит мыслить критически. Мыслить же критически – значит всегда быть враждебным. Всякая мысль, по сути, расшатывает все, какие есть, жесткие правила, общие убеждения и тому подобное. Все, что происходит в процессе размышления, должно быть подвергнуто критической проверке относительно собственной сути. Таким образом, нет опасных мыслей самих по себе по той простой причине, что процесс размышления как таковой – это уже довольно опасное предприятие. Так вот как я могу убедить… Я полагаю, что отказ от мысли гораздо опаснее. Я не отрицаю, что размышление является опасным занятием, но отказ от размышления еще более опасен.
Ханна Арендт {168}168
Arendt 2013 [1973], 123.
I. Следует ли сжечь классиков?
Эсхила, по словам Лафарга, он перечитывал ежегодно в оригинале; своим древним грекам он всегда оставался верен и готов был изгнать бичом из храма те жалкие торгашеские души, которые хотели восстановить рабочих против античной культуры.
Ф. Меринг. Карл Маркс: История жизни (глава XV)«Он хочет спасти классическую филологию от “белизны”. Выживет ли при этом дисциплина?»
Необычайный и захватывающий кризис, охвативший сегодня европейскую культуру во всем мире {169} , не мог миновать классическую филологию. Сейчас во Франции мы наблюдаем лишь отдельные вспышки – споры об «Оаристисе» Шенье, скандал вокруг «Просительниц» Эсхила {170} .
Чтобы узреть этот ад во всем его размахе (и, не побоимся этого слова, великолепии), следует отправиться в США. Ибо – если оставить за скобками растерянность, вызванную крайностями одних и посредственностью других, – этот период в европейской культуре был исторически обусловлен. И в нем, как и во всем, на чем история оставляет свой след, присутствует некое величие.
169
Об этом кризисе см. Часть первая.
170
О деле «Оаристиса» см. выше, с. 55–57. О деле «Просительниц» см., напр., L. Charpentier, «A la Sorbonne, la guerre du “blackface” gagne la tragedie grecque», Le Monde, 27 марта 2019 г.
Каждые выходные газета The New York Times предлагает читателям «большое чтение» – рассказ или эссе. В феврале 2021 года одна из публикаций в этой рубрике была посвящена принстонскому профессору антиковедения Дэну эль-Падилье Перальте. Ее заглавие звучало так: «Он хочет спасти классическую филологию от “белизны”. Выживет ли при этом дисциплина?» {171} .
Два года назад Падилья Перальта произвел фурор на ежегодной конференции Общества античных исследований. Темой конференции было будущее классических штудий. Все ее участники, как пишет Times, сошлись во мнении, что это будущее находится под угрозой:
171
R. Poser, «He Wants to Save Classics From Whiteness. Can the Field Survive?», The New York Times, 2 февраля 2021 г.
«Помимо общих проблем всех гуманитарных наук, таких как сокращение набора из-за урезания бюджетов, снижение престижа и рост закредитованности студентов, классическая филология переживает кризис идентичности. Эта наука, долгое время считавшаяся основой “западной цивилизации”, теперь стремится избавиться от репутации, которую сама же себе и создала, – элитарной дисциплины, что преподают и изучают преимущественно белые мужчины».
Поэтому все с огромным интересом ждали предложений профессора из Принстона, которого Times считал «одним из ведущих специалистов по истории Древнего Рима». Но вместо того чтобы представить план кампании по спасению этой науки, Падилья Перальта начал ее громить. Вот как это было описано в Times:
«Падилье понадобилось десять минут, чтобы составить обвинительное заключение для своей области знания. “Если бы кто-то задался целью создать дисциплину, институты и протоколы контроля которой были бы явно направлены на делегитимацию цветных ученых, – говорил он, – он не смог бы придумать ничего лучше того, что сделали с классической историей и литературой”. Падилья довольно бескомпромиссно высказался о “соучастии филологов-классиков в системной несправедливости” ‹…›. Он назвал свою дисциплину “одновременно вампиром и каннибалом”, опасной силой, которая ранее использовалась для убийства, порабощения и угнетения. “Он выразил сомнение в том, что эта дисциплина заслуживает будущего”, – прокомментировал Денис Фини, латинист из Принстона».
Вот уже несколько лет, объясняет Times, Падилья «открыто говорит о вреде, причиненном классиками за два тысячелетия, прошедших со времен Античности, [имея в виду] оправдание рабства, расовой теории, колониализма, нацизма и других фашистских движений XX века с помощью классических текстов».
Итак, пишет Times, подытоживая его размышления, «классика и “белизна” – это кости и мышцы одного тела: они росли и крепли вместе и, возможно, должны вместе умереть». Некоторые специалисты по классическим дисциплинам, опрошенные Times, возражают Падилье. Они говорят, что классика действительно использовалась для оправдания ужасов современности, но одновременно она воспитывала и тех, кто боролся с этими ужасами. Снова приведу цитату из Times, чтобы максимально точно передать суть американских дебатов:
«Именно на античные тексты опирались в своей борьбе за равенство движения за гражданские права и маргинализованные группы по всему миру, начиная с афроамериканцев и заканчивая ирландскими республиканцами и гаитянскими революционерами, которые считали своего лидера, Туссена Лувертюра, черным Спартаком. Для феминисток, таких как Симона де Бовуар, героини греческих трагедий – неукротимые, одержимые справедливостью разрушительницы, подобные Медее Еврипида, – стали символами сопротивления патриархату, а описания однополой любви в поэзии Сафо и в платоновских диалогах давали надежду и утешение писателям-геям, таким как Оскар Уайльд».