Шрифт:
– Умоляю вас, постойте! Да постойте же!
Я остановилась и повернулась к нему.
– Слушайте, что вам от меня нужно?
Подбежавший старик смотрел на меня восторженными глазами. Он приложил ладони к губам и замотал головой, словно сам себе не веря. Он стоял совсем близко от меня, и я заметила на его грязной темно-бирюзовой блузе разноцветные следы засохшей краски.
– Это она! Это точно она! Златоволосая Богиня! Воплощенная Красота! Она не покинула нас. Нет, не покинула… Значит, мы не брошены. Мы еще можем спастись.
«Псих какой-то!»
Я развернулась и пошла прочь. Безумный старик поплелся за мной. Через плечо я крикнула ему:
– Перестаньте меня преследовать! Вы не в себе.
Пройдя метров десять, я остановилась и оглянулась. Я увидела, что старик сидит на земле и плачет, обхватив голову руками.
Зайдя в магазинчик, я не сразу вспомнила, что мне нужно было купить. Уже направляясь к выходу, краем глаза я увидела, как продавщица вышла из-за стойки. Я обернулась и посмотрела на нее: продавщица стояла, скрестив руки на груди, и мерила меня ненавидящим взглядом. Я развернулась и толкнула входную дверь.
– Не нравишься ты мне, – услышала я себе вслед.
«Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит, в этом сумасшедшем городе?»
Я вышла из магазина и пошла к дому. Мне хотелось укрыться, спрятаться от всего, что меня окружало. Войдя в подъезд, я опрометью понеслась вверх по лестнице, забыв про высокие ступени.
***
Все отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу.
Анна Ахматова. Все отнято…
На стройке за окном истошным лаем заливались собаки. Скорее всего, это опять на всю ночь. Значит, я снова не сомкну глаз.
Город Бешеных Собак…
Я его просто ненавижу.
А ведь как все начиналось! С какими надеждами, с каким воодушевлением я приехала в город …sk, показавшийся мне по наивности самым прекрасным городом на свете! Я верила, что все получится, что здесь все возможно – даже для такой бедолаги, как я. Я с досадой вспоминала свой глупый смешной восторг от этих широких, ярко освещенных улиц, от этих разноцветных витрин и огромных мигающих мегащитов. Переезд сюда был моим отчаянным рывком: от гнетущих обстоятельств, от мучительных воспоминаний, от себя самой. От всего опостылевшего. От Прошлого. Закрыть трагичные страницы прожитого и открыть новые страницы, светлые и счастливые, написать на них все, что я хочу, – вот о чем мечтала. Как все могло устроиться вот так бессмысленно и пусто? Бессмысленно и пусто…
Тогда я часто перечитывала «Северную элегию» Ахматовой:
Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Мне подменили жизнь. В другое русло,
Мимо другого потекла она,
И я своих не знаю берегов.
И снова чьи-то стихи про меня! Мне действительно казалось, что это какая-то роковая ошибка – все, что происходит со мной сейчас. Мне подменили жизнь. Повернули ее в другое русло. Закинули меня в этот нелюбимый город. Который не принял меня… Что я здесь делаю? И куда мне теперь идти? Я снова достала карты Таро, чтобы сделать очередной расклад – впрочем, без малейшей надежды на утешение. Так и случилось.
– О, снова он!.. Что бы это все-таки значило?
В последнее время во всех раскладах мне выпадал перевернутый Повешенный. На картинке он стоял на одной ноге, словно пойманный в петлю, и глупо, виновато улыбался. Я смешала карты. Все безнадежно. Ничего никогда не изменится. Твои собственные действия бесполезны. А то спасение, о котором глупая девочка когда-то просила свою любимую певицу Бунтарку, – оно никогда не придет. Никто нас не спасет. И самим нам не выкарабкаться.
Моя жизнь была как мутное отражение в старом, засиженном мухами зеркале – такой она виделась мне тогда. Очередной год был скомкан и брошен мне в лицо. И их было много – таких годов.
Тяжелые мысли посещали меня в тот затяжной период безработицы и депрессии. Когда было совсем паршиво, я открывала пакетик с чипсами. Под их хруст становилось немного легче. Легче выносить свое одиночество и неприкаянность. Свою тотальную ненужность. Знаете, что случается с людьми, которые в юности хотели изменить этот мир? Они, в конце концов, скатываются до того, что коротают вечера с пивом и чипсами. И – в полном одиночестве.
Впрочем, я была не совсем одна. Компанию мне составляли воспоминания. Я доставала из памяти разные временные пласты своей никчемной, неудавшейся жизни. Я прокручивала ее назад, как старую кинопленку. В тот вечер пленка остановилась на серии
«Институтские подруги»
Свое тотальное невезение в дружбе я в полной мере осознала еще в годы студенчества.
Об этой «самой светлой в жизни каждого человека» поре не могу сказать ничего, кроме того, что это были годы одиночества и разочарования. И здесь моя нетипичная жизнь продолжала развиваться по своим законам! А ведь именно на студенчество я возлагала особые надежды. Я даже как-то ожила и воспрянула духом в последние месяцы перед школьными экзаменами: скоро, совсем скоро начнется долгожданная новая жизнь! Годы без Дима, годы боли и одиночества, все эти невыносимые годы остаются позади. Школа, в которой меня никто не понимал, остается позади. А впереди будут новые открытия, новые возможности. Новые люди – в кои-то веки умные и мыслящие! Ведь будут же такие люди в моей жизни, и наверняка кто-то из них, хотя бы один, станет моим другом! Ведь так?