— Я тебя, негодяя, пристрелю, — предупредил Золин, — если не подберешь по размеру!

Алов испугался. Так когда-то его отец, служивший надзирателем в тюрьме, трепетал перед отцом Золина.

Чертищев пришел с запозданием и, выслушав выговор, напялил на себя красноармейское обмундирование. Взглянув на его обросшее одноглазое лицо, Золин не выдержал и рассмеялся.

— Вот это Циклоп! Лошади шарахаться будут, а не только люди. — И уже негодуя добавил: — Распустился! Чучело какое-то, а не унтер и георгиевский кавалер. Харя пьяная! А еще отирался полгода на курсах. С таким видом и дурак скажет, что бандит.

День провели в подготовке. Золин читал выдержки из уставов, напоминал порядки Красной Армии, учил отдавать честь и отвечать на вопросы. После обеда сняли красноармейскую форму, посидели «на дорогу» и направились в сторону границы. Уже в темноте добрались на погранзаставу.

Встретивший их японский унтер-офицер сообщил, что все в порядке: наблюдением из трех пунктов не замечено ничего подозрительного.

В маленькой комнатушке они переоделись и в сопровождении унтер-офицера направились к узкой, густо поросшей кустарником лощине, пересекавшей границу.

Сумерки быстро сгущались. Уже в полной темноте японский проводник, проваливаясь между кочек, вывел их к глубокому руслу промерзшего до дна ручья.

— Коко-ни… Зи-и-десь! — шепнул проводник и исчез.

Вслушиваясь в каждый шорох, Золин, Гулым и Чертищев опустились в сухой осот, выступавший из-под снега. Казалось, что там, куда они собрались идти, все мертво: ни единого звука. Но вот до них докатился многоголосый шум. Захлопали выстрелы, постепенно слившиеся в сплошной грохот.

— Нора! — шепнул Золин и пополз вперед. Гулым и Чертищев заскользили за ним.

12

Японские солдаты, численностью до взвода, рассыпались вокруг могилы, неуклюже ковыряли снег и горланили какую-то веселую песню. Время от времени кто-либо из них бросал работу и приплясывал. Метрах в десяти от могилы на низеньком столике сидел, поджав под себя ноги, толстый офицер. Он качал в такт песни головой и довольно улыбался.

— Офицер с заставы. Эту тумбу узнать легко, — заметил Рощин, торопливо протирая носовым платком запотевшие стекла бинокля.

Похоже было, что Варов прав: японцы были пьяные. Оружие они составили в козлы. Рощин насчитал двадцать шесть винтовок, один пулемет и два гранатомета. По поведению солдат трудно было определить цель их прихода: одни отбрасывали снег от «Пьяной могилы», другие кидали его обратно, третьи бесцельно сгребали длинный валок в сторону.

— Ага, ага! — воскликнул стоявший рядом с Рощиным боец. — Вот поддал! Это поддал! А ну, еще раз!

Один из солдат выронил лопату. Когда он нагнулся за ней, к нему подбежал унтер-офицер и пнул ногой под зад. Солдат завалился в сугроб, беспомощно дрыгая ногами.

— Товарищ Селин! — окликнул Рощин. — Позвоните политруку, доложите обстановку. Передайте, что предположить пока ничего не могу. Потом позвоните на заставу Козыреву.

Загадочная возня у «Пьяной могилы» затянулась. Рощина уже начинали тревожить приближавшиеся сумерки. Старший политрук сообщил ему по телефону, что часть бойцов, по просьбе Козырева, направлена на всякий случай к пограничникам на усиление.

Темнота сгущалась. Уже с трудом различались двигавшиеся силуэты японцев. Но вот около могилы вспыхнул костер.

— Понятно, зачем они ходили утром! Дрова носили и прятали за могилой! — догадался Варов. — Праздник у них опять какой или поминают пьяного?

Возникали всякие предположения и у Рощина, но логики в происходящем он не мог уловить. Японцы что-то затевали, это было ясно. Но что? То, что теперь происходило у могилы, при свете костра, напоминало детские рассказы о злых духах. Побросав лопаты, солдаты собирались в кучу и, потрясая кулаками, что-то выкрикивали. Потом прямо на могилу забрался унтер-офицер и размахивая руками, стал указывать в сторону границы.

— Видно сердятся, — заметил один из бойцов.

Вдруг унтер дико подпрыгнул и кинулся к винтовкам. За ним ринулись и остальные. Через минуту пьяные солдаты с криком «Банзай!» побежали вперед. Раздались выстрелы. Дым, застилавший костер, показывал, что огонь забрасывают снегом. По мере того как приближались крики, стрельба усиливалась. Над головами запели пули.

— Спокойно, спокойно, товарищи, — сдерживал Рощин своих бойцов, крепко сжимавших винтовки.

— Огонь потух! Ничего не вижу! — сообщил не отрывавшийся от стереотрубы Варов.