Шрифт:
— Дженни?
— Да?
— Могу я спросить почему?
— Почему что? — Ее тело даже не напрягается, ее рука мягкая и теплая в моей, голова на моем плече, пока она напевает. Я хотел бы знать, что это потому, что она доверяет мне, что здесь, со мной, она чувствует себя в безопасности. Но она расслаблена, потому что понятия не имеет, что я собираюсь пойти по пути ее завоевания. Она думает, что окружена неприступными небоскребами, но это всего лишь стены. Стены, которые день ото дня опускаются, позволяют мне заглянуть в ее жизнь, в ее прошлое, даже если она понятия не имеет, что я наблюдаю.
Итак, почему и что? Как мне выразить это словами, не напугав ее? Почему прошло столько лет с тех пор, как у нее был секс? Что произошло и кто это сделал? С ней все в порядке? Как я могу ей помочь?
— Что он сделал? — вот вопрос, который наконец приходит в голову. Я не уверен, что это лучший вариант, особенно когда она напрягается в моих объятиях.
— Думаю, мне пора, — тихо отвечает она, ее руки скользят по моим.
— Что? Нет. Нет, я… — Я смотрю, как она направляется к двери в поисках своих тапочек, и когда она их находит, я хватаю их. — Не уходи.
— Не переживай, — врет она. — Я просто устала.
— Нет. — Я притягиваю ее к себе, погружая в свое тело, пока она вяло сопротивляется. — Пожалуйста, Дженни, — хнычу я. — Не оставляй меня.
Она вздыхает, прекращая борьбу, позволяя мне задушить ее в своих объятиях.
— Я не хочу говорить о нем.
И поэтому мы этого не делаем. Мы устраиваемся вместе на диване, под грудой одеял, Дженни у меня между ног, ее маленькая ручка теребит мою рубашку, пока жители «Кто» в «Ктовилле» готовятся к Рождеству.
Я приподнимаю свою толстовку на ее спине, провожу кончиками пальцев по ее гладкой коже.
— Дженни?
— Да?
— Прости, что я тебя расстроил.
Усталый вздох, и она прижимается глубже, утыкаясь носом в мою грудь.
— Гаррет?
— Да?
— Спасибо, что поднял мне настроение сегодня. Мне повезло, что ты у меня есть.
Но я думаю, что это мне повезло, и когда через десять минут после начала фильма она засыпает, я не бужу ее. Я не бужу ее до полуночи, и даже тогда подумываю о том, чтобы сказать себе «к черту все ограничения».
Вместо этого я беру ее на руки, обвиваю ее руки вокруг своей шеи, ноги вокруг талии и несу обратно в ее квартиру, оставляя на ее губах поцелуй, когда она шевелится, глядя на меня с ослепительной, сонной улыбкой.
ГЛАВА 18
Зимы на Восточном побережье — отстой.
Не так-то часто я по ним скучаю, только когда в Ванкувере наступает особенно мягкая зима и играть в хоккей под открытым небом невозможно. Я дома уже два дня и часами катался на замерзшем пруду либо с друзьями, либо со своими сестрами.
Но прямо сейчас я лежу на снегу на лужайке перед домом моего детства, и меня забрасывают снежками.
Особенно жесткий обледеневший снежок попадает в мои яйца, и я со стоном падаю на спину.
— Упс, — говорит Алекса, и я понимаю, что она сделала это нарочно.
— Гаррет! Ты в порядке? — Габби морщит нос, стискивает зубы и с боевым кличем, который эхом разносится в морозном воздухе, бросается на Алексу. Они сталкиваются, падают на землю и визжат, вокруг них снежная масса.
Надо мной появляется лицо Стефи. Оно загораживает солнце.
— Мы с тобой единственные нормальные люди, — честно говорит она, затем пытается поднять меня. Ей десять, она тощая, с торчащими конечностями и, вероятно, весит семьдесят фунтов лишь когда вся одежда на ней мокрая до ниток. Во мне двести с лишним футов. Она прилагает усилия, но ничего не выходит.
Я безжизненно лежу, и в конце концов она сдается, падает на меня сверху, и выбивает тем самым воздух из моих легких.
Она откатывается, ложится рядом со мной на снег и улыбается.
— Я действительно скучаю по тебе, когда ты не здесь. Я бы хотела, чтобы ты приезжал домой чаще.
— Думаю, мы должны убедить маму и папу переехать в Ванкувер. Тогда нам никогда не придется больше скучать друг по другу.
— Заманчиво. Но папа говорит, что у вас там невкусные омары.
Вы можете готовить что угодно и где угодно, если зарабатываете столько, сколько это делаю я, но ничто не сравнится с лобстерами на восточном побережье. Вот почему вчера на мне был один из этих пластиковых нагрудников в Harbour Lobster Pound. Разговоров было минимально, а стоны выражали вершину блаженства. Я съел так много, что рано уснул и пропустил созвон с Дженни.