Я плакала в душе. Я ничего не могла с собой поделать. Это был эмоционально изматывающий день. Мои глаза, должно быть, красные и опухшие, но мне все равно. Я просто хочу уйти. Не застревать в бесконечной системе. Цикле лжи и пренебрежения.

Я хочу иметь друзей, найти работу, может быть, парня. Того, кто полюбит меня настоящую и сможет не оглядываться на мое прошлое. Я не просила мать-наркоманку, которая ненавидела тот факт, что я родилась, или отца, который не мог бы заботиться обо мне меньше. Или даже единокровного брата, который видит во мне угрозу своему существованию.

Я не плакала и не жалела себя из-за того, что Тайлер сказал обо мне. Я плакала, потому что держала в голове образ мальчика, который оказался кем-то, кого я не узнаю. Любовь, которую я к нему испытывала, поддерживала меня. Я никогда не обращалась к нему и не искала его, потому что какой в этом смысл? Я застряла в правительственной системе и была слишком молода, чтобы что-то с этим поделать. У нас был договор. Связь. По крайней мере, я так думала. Думаю, я лгала себе. Может, было лучше, что мне пришлось уйти, чтобы я не видела, как он стал тем, кем он является сейчас, человеком, которого я не узнаю. Парнем, который меня ненавидит. Он никогда не сможет полюбить такую девушку, как я. Мой прекрасный мальчик превратился в монстра. Одна из особенностей жизни с монстрами заключается в том, что от них не убегаешь, а встречаешься с ними лицом к лицу, когда приходит время.

В одиннадцать лет еще было не его время.

— Послушай, то, что произошло сегодня, было не мной инициировано. Это были Кай и Николь. У нее с ним эта штука с тех пор, как они… — Он замолкает, когда поднимает глаза.

Черт. Он, наверное, видит мои глаза и может сказать, что я плакала. Он чуть было не сказал, что с тех пор, как они трахнулись. Я уверена, что Кай переспал с большинством девушек в школе. Я бы не удивилась, видя, какой он красивый. Я поняла это сразу. Я видела такое оттуда, откуда я родом. За исключением того, что там, откуда я родом, красивые парни не рождаются из денег и им нечего терять, кроме своей свободы. Они попадают в банды и продают наркотики, чтобы компенсировать отсутствие направления, которого у них никогда не было. Банды становятся их семьей… продажа наркотиков становится их карьерой. Когда у тебя есть судимость, у тебя не так много вариантов, когда ты становишься взрослым. Но девушки всегда падки на таких плохих парней.

— Потрахались, — заканчиваю я за него, и он моргает. — Ты пытаешься сказать, что они трахались. Приятно знать, что мне приходится наблюдать за какой-то цыпочкой со стояком на парня, когда Кай пытается за мной приударить, когда я рядом. Ей повезло, что я не разбила ей лицо.

Он поднимает брови. Должно быть, я звучу так, будто ревную, но это не так. Я не могу ревновать к тому, кто считает такую девушку привлекательной. Привлекательная девушка с прекрасным характером — это девушка вроде сестры Криса, Эбби. Та, которая тайно поглядывает на Тайлера с тоской. Та, которую Тайлер, очевидно, не замечает, но это не моя проблема. Я их не знаю, и, возможно, я все неправильно поняла.

— Ты не слышала, что я сказал. Я действительно имел в виду то, что сказал. Я не посылал Кая к тебе или Николь. Это был он, и я сказал ему оставить тебя в покое.

Я верю ему, потому что у Кая есть свой секрет. Секрет, который, я уверена, он не хочет раскрывать. Тот, в котором говорится, что мы встретились детьми. Что мы проводили каждую неделю вместе в течение года, когда нам было одиннадцать лет. Что мы были лучшими друзьями и делились вещами. Вроде моего первого поцелуя. Это был легкий поцелуй в губы, но все равно поцелуй. Поцелуй, который я помню. Единственный поцелуй, который был лучше любого из тех, что я получала в приюте, когда была подростком, от мальчиков, которые не умеют принимать «нет» в качестве ответа.

— Можем ли мы спуститься вниз и вести себя так, как будто ничего не произошло. Пожалуйста. — Он поднимает глаза, умоляя меня согласиться. — Ради моей матери. — Он сглатывает. — Она ранимая, хрупкая, и я не уверен, как она все это воспринимает. Я скажу отцу, что с тобой произошел несчастный случай в кафетерии, а после школы тебя подвез друг, который одолжил тебе рубашку из бюро находок. Это не полная ложь.

Если он имеет в виду, что его мать ранимая, это может означать только одно: она страдает депрессией. Вот что богатые снобы называют ранимостью. Я знаю это, смотря телевизор. Кэролайн Мюррей, скорее всего, страдает депрессией. И мне уже любопытно.

— Почему твоя мама хрупкая?

Он отводит глаза и скользит руками в карманы своих серых спортивных штанов.

— Она не смогла иметь еще детей после того, как родила меня. — Говорит он тихим голосом.

Черт. Это значит, что она, должно быть, не хочет, чтобы я была здесь, или тот факт, что я существую, должен беспокоить ее. Но она хорошо это обыгрывает. Кэролайн была очень мила и проявляла только доброту с тех пор, как я появилась. Вероятно, он говорит мне это, чтобы я могла вести себя наилучшим образом.

— Хорошо, я согласна. Я здесь не для того, чтобы нарушить твою идеальную маленькую жизнь или жизнь твоей матери, и мой план — уйти после окончания учебы. Мне не нужен брат, и я здесь не для того, чтобы отобрать у тебя папу.

— Тогда зачем ты здесь? Правда.

Я усмехаюсь ему.

— Не знаю. Я сказала твоему отцу оставить меня в социальных службах, но он отказался. Я никогда не хотела приезжать. — Я понижаю голос, и он наблюдает за мной, пока я говорю медленно. — Я… не… хочу… быть… здесь. Но это полностью вне моего контроля.