Руби смотрит на меня и отвечает:

— Да, я это вижу. Думаю, у них наконец-то отваливаются яйца.

Крис усмехается.

Он знает, что она имела в виду последний выпад в мой адрес. Я должен исправить то, что сделал за обедом, ради Тайлера. Это моя вина в инциденте с молоком, даже если я не был тем, кто его вылил.

— Садись в машину, — требую я, проскальзывая на водительское сиденье и заводя машину. Я вижу, как она стоит там, и начинаю раздражаться.

Я опускаю стекло и смотрю на растерянное лицо Тайлера.

— Я справлюсь. Я отвезу ее.

Он качает головой.

— Мне нужно, чтобы она вернулась домой, иначе мой отец надерет мне задницу, Кай.

— Я разберусь с этим. В любом случае, это моя вина. — Говорю я Тайлеру, наклоняясь к консоли, чтобы посмотреть на Руби с поднятой бровью. — Садись, Рубиана.

Она неохотно топает, открывает пассажирскую дверь и садится, заставляя мои руки сжимать руль, пока ее юбка задирается выше по бедрам, дразня меня. Ее рука сжимает ремень безопасности, когда она пристегивается.

Она не тратит времени, сев на сиденье, и говорит:

— Ладно, быстро говори, что хочешь сказать, и отвези меня к ним домой.

Я включаю заднюю передачу, не обращая внимания на то, что люди смотрят на нас, когда я выезжаю со стоянки на улицу. Я принял спонтанное решение, что решил купить ей новую толстовку взамен той, которая была испорчена. Она может прислать мне счет из школьного магазина за новую школьную рубашку. В любом случае, это беспроигрышный вариант. Она наденет на себя новую толстовку и школьную рубашку, а Тайлер отвяжется от отца, и мне будет легче, что я не подставил своего друга из-за того, что случилось за обедом.

— Куда ты едешь? Дом Тайлера там. — Она указывает большим пальцем руки, полной татуировок, в противоположном направлении от нашего. Татуировок с историей. Нашей историей. С ее любимым цветком. Тем, который я подарил ей первым.

Я бросаю на нее быстрый взгляд.

— Я заключу с тобой сделку. Ты молчишь о том, что худи и школьная рубашка испорчены, а я куплю тебе новую толстовку, и ты можешь попросить школу прислать мне счет за форменную рубашку.

Она смеется.

Это прекрасный смех, но я сохраняю серьезное выражение лица, не выдавая того факта, что я нахожу это сексуальным. Все в ней сексуально.

Да, мне определенно нужно заняться сексом. Обычно я не обхожусь так долго без секса, но в последнее время я ни с кем не трахался, потому что был занят с отцом, помогая ему с бизнесом.

— Что смешного?

— Полагаю, твой маленький друг не хочет говорить своему папе, какой он на самом деле придурок, распространяя обо мне слухи и заставляя своих друзей издеваться надо мной в мой первый день. Он же не может бороться сам. — Она усмехается. — Я не могу поверить, богатые детки. Вы думаете, что шантаж людей, потому что у вас есть деньги, — это ответ на все, когда вы облажались.

Мои ноздри раздуваются от раздражения, когда я подъезжаю к парковке высококлассного торгового центра в Вэст-Лейк и нахожу место. Я поворачиваюсь и смотрю на нее, скользя взглядом по ее поло. Я замечаю, что ее грудь маленькая, но не слишком. Я снова поднимаю глаза, и я встречаюсь с понимающим выражением лица. Она меня поймала.

— Ты закончил на меня пялиться?

Я фыркаю.

— Пожалуйста, я уже определился, что я о тебе думаю… и привлекательность не входит в это число.

— Тогда ты просто урод. Тебе не только нравится запугивать людей, но и запугивать, шантажировать и, вероятно, распространять о них ложь.

— Не льсти себе, и последнее, кем я могу являться, — это уродом. Мне не нужно шантажировать тебя из-за дерьма. Я думаю, что мое предложение в твоих интересах. Ты получишь бесплатную толстовку с капюшоном, которая будет лучше той, что ты носила раньше.

Она качает головой и отводит глаза.

— Придурок. Я вот только пытаюсь понять, как кто-то тебя терпит.

— Это потому, что я не лжец, и мне не нужно притворяться тем, кем я не являюсь.

Она откидывает голову назад, как будто я ударил ее. Я знаю, что веду себя как придурок, но я не могу быть с ней милым. Я ненавижу ее за то, что она со мной сделала. Такие, как она, такие, какие они есть, потому что отказываются быть лучше. Она думает, что люди должны ее жалеть. Это не дает ей права появляться и портить чужую жизнь, потому что ее собственная жизнь была такой дерьмовой. Она должна быть благодарна своему биологическому отцу за то, что он ее принял, и что она, по крайней мере, окончит элитную среднюю школу.

Я слышу, как ее рука возится с дверью, и ей удается открыть ее и выскользнуть. Черт. Я не так планировал, чтобы все прошло. Я опускаю пассажирское окно.

— Возвращайся в машину, Рубиана.

Она топает, повернувшись спиной, а я смотрю, как ее школьная юбка колышется при каждом шаге, заставляя меня хотеть схватить ее и перекинуть через плечо, как пещерный человек.

— Нет, я лучше пойду пешком. Я не хочу, чтобы ты мне что-то покупал. Как ты и сказал, я просто продолжу быть куском дерьма и украду для себя что-то, верно? Иди на хер, Кай. Я тебя ненавижу! Сделай себе одолжение и оставь меня в покое.