После этих слов его аура взрывается, становясь подобной клокочущей магме. Из неё формируется исполинский зверь, переливающийся золотистым пламенем и полосами чернее безлунной ночи. Человеческий облик истаивает, и предо мной предстаёт грозное мифическое чудовище, древнее и безмятежное в своей первозданной мощи.

Однако я спокоен и тверд. Моя Ки плавными потоками заворачивает тело, создавая сбалансированный кокон. Пять стихий сплетаются воедино, окутывая плотной защитой.

Я готов.

Оппонент атакует без промедления. Вся мощь пламени обволакивает меня с головы до пят. Удар чудовищной силы встречает невиданную прежде преграду. За ним следуют другие. Шквал обрушивается на меня, и оскал тигра становится свирепее. Защитная аура прогибается, грудь обжигает болью от пробившихся сквозь неё атак, но их урон удаётся свести к минимуму.

Образ хищника распадается, и на краткий миг вместо несокрушимого воина я вижу отца, потерявшего сына. В его груди зияет незаживающая дыра, а в глазах стоят слёзы, которым не суждено показаться на свет. Он не позволит себе слабость. Напрасно…

Видение тает, едва возникнув.

Менгао долгую минуту изучает меня и констатирует:

— Ты достойно встретил свой жребий. Пройдём в дом. Негоже держать гостя на пороге, —его голос чуть смягчается.

Он поворачивается и шагает к пагоде. Накинув одежду, я следую за ним, ощущая присутствие нескольких едва различимых аур. Поднявшись по лестнице и миновав веранду первого этажа, мы оказываемся в комнате, двери которой выходят прямо во двор.

Расположившись друг напротив друга, мы продолжаем разговор. За спиной главы клана я замечаю ростовой портрет юной красавицы с двумя младенцами на руках — должно быть, его жены и сыновей-близнецов. Я завершаю рассказ об убийстве Эйрина.

— Я лично призвал к ответу советника Райнато, одного из главных заговорщиков, повинных в смерти вашего сына, — добавляю последнюю деталь.

— Похвально, но ближе к делу. Ты ведь пришёл не за этим. Всё, что я хотел узнать, ты уже показал.

Не желая тянуть, но и не торопя события, я подробно описываю отражение атаки бунтовщиков на столицу, участие трупоедов и сражение с Архидемоном Мен Талосом, стоявшим за этим восстанием.

— Я знаю о недавних событиях в столице. Чего ты хочешь от меня? Чтобы я примкнул к новому мятежу? — голос Менгао ожесточается. — Этому не бывать!

— Нет! — я решительно качаю головой. — Речь не о новом бунте. Я говорю о восстановлении попранной справедливости. Император ведёт нескончаемые войны против демонов, но сам мало отличается от них.

— И это говорит тот, кто якобы сражался с исчадиями? — в голосе Менгао всё ещё слышится недоверие.

— Возможно, в своём неистовом стремлении истребить демонов он сам не заметил, как уподобился им, — я приступаю к самой важной части истории, повествуя об Императоре, который без зазрения совести пользуется жизнями солдат для исцеления ран и продлевает собственное существование, поглощая жизненные силы Звёздных детей.

— Как бы вы поступили, если бы эта участь постигла ваших собственных детей? — мой взгляд невольно устремляется на картину за его спиной. — Я испытал эту боль, потеряв горячо любимую младшую сестру, павшую от его рук.

Собеседник перехватывает мой взгляд и угрюмо молчит, сам обратив очи к портрету юных близнецов и их матери. Не дождавшись ответа, я продолжаю:

— Если вам нужны доказательства, я готов их предоставить. Могу отвезти вас к Звёздным детям, едва не погибшим от его деяний.

На лице Менгао отражается мучительная внутренняя борьба. Он хмурится, губы то дрожат, то кривятся, кулаки судорожно сжимаются. Однако я не останавливаюсь, понимая, что этого недостаточно.

— То, что творится в столице и по всей Империи, уже обнажает самую неприглядную изнанку. Клан за кланом, невзирая на былое величие, попадает под беспощадные жернова. Головы летят с плеч, менее удачливые отправляются в тюрьмы или вынуждены скрываться. Даже здесь, в пригороде, по соседству с вами пустует множество усадеб. И лучше не станет — будет только хуже.

Менгао слушает, не прерывая, но по нему видно, как в душе бушуют противоречивые чувства. Мировоззрение, формировавшееся годами, даёт трещину. Я чувствую, как сопротивление главы клана постепенно слабеет под напором неопровержимых доводов и моей несгибаемой воли.

— Чтобы положить конец этой тирании, я намерен прибегнуть к древнему, почти позабытому способу призвать Альдавиана на Небесный Суд. И для его свершения мне необходима поддержка великих кланов Империи, в том числе священная печать вашего клана, — завершаю я свою речь.