— Прежде, чем обвинять, я должен с ним поговорить. Ты доставишь его в форт и проследишь, чтобы никто, ни один слуга не оставался с ним наедине и не принимал никаких посланий.

На лице Беларда ясно читались возражения, но он молчал, будто призрак Леви встал у него над душой с учительской розгой.

— Ну? Говори.

— Ваша милость, здесь не было наместника лучше, чем мастер Луган. Он ни разу не задержал наше жалование и за главарей шаек всегда платил больше, чем другие, — капитан смотрел на Фронадана, как на врага, готового лишить солдат порядка из-за нелепых подозрений. — Из наших, да и из городских никто на него не жаловался. Разве что лорды местные его не любили. Это было.

— Вот как? За что?

— Так он же не дворянин. Говорил, им не нравится, что казной ведают люди из низкой среды. И судом тоже. Считают, в былые времена жили правильней. А я думаю, правильность эту дворяне могут засунуть… — он вовремя спохватился, кашлянул и отпил из кубка.

— Былые времена — это, судя по всему, правление Дерика? — Фронадан был невозмутим.

— Точно.

— Казной всей Берении занимался тогда барон, не умевший посчитать в уме налог с каравана, если товаров в нем было на три категории.

— Ну кто такое умеет-то?

— А вот кто умеет, тот и занимает у короля казначейские должности. И это далеко не всегда дворяне.

Белард улыбнулся.

— Мастер Луган был здесь на своем месте. Не верю, что он виновен.

— Потому ты и должен его найти. Ясно?

Белард некоторое время молча изучал его лицо. Кажется, он сообразил, что к чему.

— Ясно, — проговорил он наконец. — Все ясно.

— Хорошо, тогда оставим это, — Фронадан подлил ему вина. — Все, что ты должен знать — речь идет о чести не только Лугана, но и самого короля.

Капитан понимающе кивнул и с удовольствием отпил ещё вина.

— Можете на меня положиться, сир, — к нему вернулась обычная уверенность. — Мы короля не подведем, зря он тут что ли воевал.

Ветеранская присказка вышла у него не совсем весомой, все-таки капитан был слишком молод — со времен войны в Берении прошло больше тридцати лет.

— Дед или отец?

— Отец. Нанялся в Шетриде, прошел всю Берению.

— Пехота, конница? — Фронадан подлил вина и себе. Хоть с кем-то здесь можно было говорить без реверансов.

— Пехота. Держали с шетридским графом переправу на Сольге, когда к беренцам шли на помощь две тысячи всадников. Тогда еще река обмелела после засухи, а у Шетрида были, считайте, одни только лучники. И они берег заняли, а когда конники в воду вошли… — Он, кажется, готов был пересказать все детали, но, заметив, что Фронадан кивает каждому слову, остановился.

— А вы и так все знаете, сир? Об этом сражении мало кто помнит.

— Знаю, — сказал Фронадан. Старый Шетрид был отцом Ригебальда, его близкого друга и нынешнего владельца графства. О стычке у реки, где простая пехота разбила конницу, действительно вспоминали редко, слишком уж это позорило рыцарское сословие, но Риг мог часами рассказывать о каждом шаге отца, и Фронадан знал эту битву так хорошо, будто сам в ней участвовал.

— В общем, чуть-чуть они не успели на штурм Венброга. Но я вот что думаю — на Сольге пожарче было, чем здесь, под стенами.

— Согласен. Тогда я не ошибусь, если назову сотню твоего отца. Четвертая?

— Она! Весь удар на себя! — капитан рассек кулаком воздух.

— Вот и не думай, что забыли. Вилиам помнит о каждом сражении. Я не раз слышал при дворе о Сольге.

Беларда это явно обрадовало, глаза его засветились гордостью.

— А что после? Небось служил здесь в первом гарнизоне? Тоже капитаном стал?

— Да нет, сир, дальше не свезло. Калекой остался, на том служба и кончилась. Ну, хоть добычи хватило, чтобы как-то устроиться. Плотничать стал, в Шетрид не вернулся. Все мечтал мне дело передать, но здесь нет работы лучше, чем служба. Семья у нас теперь немаленькая. Плотник не прокормит, разве что к торгашам прибиться.

Фронадан брезгливо сморщил нос.

— Во-во, — согласился Белард, — меня к ним не заманишь!

— Похоже, ты нашел свое призвание, — Фронадан приглашающее наклонил бутыль, и капитан подставил кубок, — отец может тобой гордится.

— Его давно уж нет на свете, сир. Рано Единый прибрал. Мне тогда тринадцать было, я и подался сразу в гарнизон.

Вот это Фронадана удивило — гарнизон не место для пажей.

— Тринадцать? И взяли?

— Не отвертелись.

Капитан немного помолчал, осматривая комнату. Везде стояли дорожные сундуки, на столе высилась кипа свитков, скрепленных королевской печатью со львом.

— Люди здесь хорошие, — сказал он наконец, — и порядок всегда был. Что случилось-то, не пойму. Но, если что, беренцы через нас не пройдут. Хоть и крови напрасной не хочется, — он залпом осушил кубок до дна.