— Ну, я пошла, — безмятежно сказала Карланта, подходя к разбитой винтовой лестнице и протягивая Кэларьяну руку. Тот с благодарностью принял помощь, но не сумел скрыть укоряющего взгляда.

— Да все обошлось, — улыбнулась девушка, — а мое отношение к отцу не зависит от обрядов. Ты ведь сам учил, — она вывела Кэларьяна из лестничного колодца и отпустила.

— Легкомыслию тоже я учил? — бросил он, стараясь вложить в голос всю ворчливость, на которую был способен.

— Чему-чему? — переспросила Карланта, хмурясь незнакомому слову.

Он лишь рукой махнул.

Девушка помахала в ответ и вышла к соплеменникам. Под тяжелыми взглядами взрослых она взяла братьев за руки и направилась к поселку. Выждав, пока они скроются из вида, Кэларьян зашагал по бывшему двору форта. Колено, занывшее еще когда он сидел наверху без движения, совсем разболелось.

Он уже доковылял до арки, в которой когда-то были ворота, как вдруг вспомнил первый свой разговор со Старейшими. Он спросил тогда, почему глорпы не пробуют молиться богам-создателям, как южане — те утверждают, что получают ответ. Глорп лишь рассмеялся и сказал, что боги никого не слышат, а если бы слышали, все люди на земле уже давно были бы счастливы.

Над побережьем вставало солнце, освещая снег и неровный лед. Небольшой отряд поднялся на холм и замер над долиной. Слева, насколько хватало глаз, простирался океан, справа уходила к горизонту Брогана — лед посреди ее русла взломали для прохода лодок, но он снова нарос тонкой коркой. Город в устье реки, Плагард, выглядел отсюда россыпью крыш и шпилей, сжатых, как в кулаке, крепостными стенами. Над городом довлели приземистые скалы, а замок на вершине светился в первых утренних лучах. Один шпиль в городе был так высок, что, казалось, мог достать до замка наверху, шпиль этот венчал колокольню главного собора — Святого Вистана. Самые широкие улицы Плагарда вели на юг и восток, вглубь берега, а самые узкие змеились в порту — лачуги там лепились одна на другую у самых причалов. Хаубер возвышался прямо над гаванью, отбрасывая длинную тень на корабли.

Гронард, герцог земель в Киринсборе, дал знак поторопиться. Сегодня открывалась квартальная ярмарка, и он хотел проехать через город до конца заутрени, пока люди не покинули церкви. Герцогу скоро исполнялось пятьдесят, но в седле он сидел также крепко, как в двадцать, а голова его не поседела и наполовину. Герб на штандарте в руках знаменосца изображал медвежью голову с торчащими из пасти острыми зубами, что как нельзя лучше подходило его характеру.

Отряд спустился с холма и двинулся по дороге, продуваемой ледяным ветром. Штандарт захлопал о перекладину, насмехаясь над всеми усилиями знаменосца его расправить. Гронард затянул плащ потуже, унимая пробежавшую по телу дрожь, и негромко фыркнул — он взял парня только по просьбе кузины и теперь тот из кожи вон лезет, чтобы выслужиться.

Ворота, в которые упиралась дорога, уже были открыты и перед ними толпился народ. Голова колонны застряла, тесня крестьян и торговцев, обочины наполнились согнутыми в поклоне людьми, зажурчали приветствия. Гронард кивал налево и направо, пока не заныла шея, и указал слуге на калек под стеной. Тот бросил несколько горстей медяков, вызвав нестройный хор благословений. Осенив их знаком Сошествия, Гронард въехал под арку ворот.

Улицы Плагарда ломились от народа, а к центральной площади было не пробиться из-за ждущих разгрузки телег. Знаменосец, уже разделенный с остальными порядочной толпой, обернулся, и герцог махнул рукой в сторону Святого Вистана. Лучше сделать крюк, чем штурмовать площадь.

Громада храма погрузила в тень всю улицу, на паперти дрожали, сбившись в кучу, нищие. Гронард толкнул слугу с деньгами для милостыни:

— Давай-ка, найди и для них пару монет.

Тот направил коня сквозь людской поток и пара навьюченных товаром лоточников шарахнулись в сторону, едва не угодив под телегу. Весь город вывалил на улицы, а уж сколько здесь было пришлых, того сам Единый не знает.

Служба еще не кончилась, подумал герцог, задирая голову, чтобы рассмотреть колокола наверху, а народ думает о судьбе своих прилавков, а не души. Капюшон соскользнул с головы, но звонница была так высоко, что он все равно ничего не увидел. Его жеребец замедлился и Гронард обнаружил себя в толпе женщин с корзинами.

— Тьфу! — сплюнул он в сердцах, объезжая торговок. Дорога снова пошла вверх, и люди теперь спешили им навстречу, спускаясь к рыночной площади.

Когда отряд выехал наконец из центра, зазвонили колокола и воздух задрожал от сотни бронзовых голосов. Звон продолжался все время, пока они ехали в гору, и утих, когда впереди выросли первые башни Хаубера. Первое кольцо стен миновали в тишине, а средний двор встретил ровным гулом: слуги сновали туда-сюда, звякал кузнечный молот, конюх покрикивал на мальчишек, чтоб держали лошадей. К Гронарду подошел сам Кормак.

— Храни Единый, ваша милость, — наклонил он голову, — позвольте вашего коня. Остальных разместим внизу, сир. Нет места.

— Хо, так Адемар уже здесь? — обрадовался было Гронард, но конюх покачал головой:

— Только его высочество принц Сейтер с сыном и его высочество принц Бренельд.

Герцог спрыгнул на землю, отдавая поводья.

— Давно они тут?

— Накануне прибыли, сир. Ночью.

Сейтер, Ганахан и Бренельд, невесело подумал Гронард, оглаживая бороду. Он надеялся обсудить жалобную ноту беренцев с Лотпрандом и Адемаром, но Сейтер — тоже голова, пусть и слишком горячая. Конюх повел жеребца в конюшни, раздавая указания насчет других лошадей.