Весь лед был присыпан свежим снегом. Ветер, день и ночь гнавший поземку за холмами, сюда не спускался, и долина была настоящим спасением для карликовых деревьев и людей, а на много миль вокруг не было ничего, кроме снега, ветра и гор, отделявших Глорпас от остального мира.

Пес подбежал и ткнул носом в протянутую руку. Не обнаружив там ничего съестного, он уселся с другой стороны лунки, обернув лапы пушистым хвостом. Ступая как можно тише, подошла и девушка, вынимая из-за пазухи небольшую долбленую флягу. Как вовремя! Кэларьян потянулся к долгожданному питью, но Карланта вдруг замахала рукой, указывая на лунку:

— Дедушка!

Флажок слабо подрагивал и старик подскочил, пробуя леску. Не ощутив тяжести, он опустился обратно.

— Подбивает пока. Садись, — он похлопал рядом с собой и девушка присела на санки. Из-под ее капюшона торчали жесткие светлые волосы, обветренные щеки раскраснелись, а юные глаза щурились от улыбки. Кэларьян считался самым плохим рыбаком в деревне, так что эта деловитость только смешила Карланту. Что ж, его лучшими орудиями всегда были перо и бумага, но здесь этим не прокормишься.

Одноухий вывалил язык из пасти, улыбаясь вместе с хозяйкой. Не отрывая взгляда от замершего на месте кусочка ткани, старик взял деревянную фляжку и вдохнул ароматный пар. Остывающий чай пах брусникой и латкой, которые они с Карлантой сушили летом. В теплую пору вся долина покрывается цветами и ягодами, но насладиться зрелищем удается недолго — тепло держится здесь не больше двух месяцев. Все остальные сезоны Кэларьян называл для себя просто — зима.

Он протянул девушке флягу:

— Будешь?

Та мотнула головой и достала еще одну. Скорее всего, это был суп, сдобренный не только густым жиром, но и содержимым оленьего желудка, так что Кэларьян отказался от встречного предложения. За все десять лет он так и не привык к стряпне глорпов и был полон решимости сварить уху. Конечно, если что-нибудь поймает.

Карланта добродушно ухмыльнулась и отпила из фляги. Флажок все не двигался.

Перед тем, как сбежать сюда, Кэларьян изучил все, что когда-либо писали о Севере, но, добравшись до Глорпаса, все равно поразился тому, что увидел. Деревня единственного оседлого племени глорпов насчитывала пять десятков жилищ среди руин древнего селения у замка Хорн. Кэларьяна встретили крепкие невысокие люди, носившие меховые одежды и питавшиеся сырой олениной. Он прогрузился в постоянное, незримое соседство с собаками, возившими легкие сани — их вой будил среди ночи, а запах шерсти преследовал по всему поселку. И он узнал, что такое холод. Вечный, проникающий сквозь меха и кожу мороз, избавиться от которого удавалось только в краткие недели лета.

Сначала Кэларьян паниковал. Он боялся, что жизнь в Глорпасе станет непосильным испытанием, а идея спрятаться на севере была ошибкой. Однако глорпы заставили его иначе взглянуть на свое изгнание. Счастье здесь было простым, горе недолгим, а жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Все реже жалея о годах, проведенных среди бумаг и пыли, Кэларьян учился ставить силки, управлять собаками и ловить рыбу. Правда, петли его поначалу затягивались реже, чем у ребенка, а собаки не признавали в тихом ученом погонщика, но дело шло, и после пяти лет он уже мог назвать себя настоящим северным жителем. Конечно, он никогда не променял бы чтение книг на охоту, где мог потратить на след целый день и уйти без добычи, но проверять силки и рыбачить он даже любил. И если не отвлекался на решение какой-нибудь философской проблемы — одной из тех, что вечно занимали разум — то очень быстро наполнял корзину рыбой и…

— Подсекай, подсекай! — зашипела Карланта, дергая его за рукав, и Кэларьян засуетился, одновременно пытаясь пристроить куда-нибудь флягу, схватить леску и подсечь попавшуюся на крючок рыбину.

Кажется, возня спугнула добычу, а может, он недостаточно резко дернул, но леска снова вышла из воды пустой.

— Ах ты ж!

В сердцах он бросил крючок на снег и стал собирать вещи — последнее перышко, служившее приманкой, сгинуло подо льдом.

— Пойдем, — встала Карланта, — дома осталось немного супа, я тебя угощу. — Она подобрала с земли шкуры и ловко увязала их в плотный тюк на санках.

— Только, если это суп не из мха, — проворчал Кэларьян, сматывая леску.

Карланта только рассмеялась и зашагала по льду, провожаемая скрипом колкого снега.

Когда они вернулись в деревню, солнце уже прошло половину дневного пути, но так и не поднялось над редкими верхушками елей. Низкий дом сгорбился под тяжелой снежной шапкой, ступени крыльца утопали в снегу, но к ним вела дорожка, над которой все еще трудился один из братьев Карланты.

— Аун, Ирбег, — Кэларьян приподнял обе руки в жесте добрых намерений. Карланта свернула к загону для ездовых собак, чтобы запереть Одноухого.

— Тиссе аун, Риган, — ответил мальчик, откладывая лопату и тоже поднимая руки. «Доброго мира, Старейший».

Кэларьяну льстили эти слова — так называли стариков, управляющих племенем. Однако он знал, что ничего, кроме дани возрасту, в этом обращении не было. Глорпы не понимали науку и ценили лишь то, что помогало добывать пищу. Старейшие правили мудро, но были всего лишь старыми охотниками, и Кэларьян со своими бесполезными книгами никогда бы не удостоился такого звания, если бы не был старше любого из глорпов. На памяти живущих еще никто не дотянул до пятидесяти шести, так что диковинного южанина считали любимцем духов.