– Да, давай, вывали на меня всю свою ненависть к себе, вскрой нарыв.

– А ты даже револьвер не можешь в руки взять, потому что ты конченый трус.

Она выпила ещё, наблюдая, как её слова вонзаются ему прямо между рёбер. Он побелел.

– Извинись, Нэнси, – сказал он, вставая.

Она посмотрела на него и решила, что не хочет извиняться.

– Для тебя я – командир.

Какое-то время он ждал, а потом металлическим голосом отрапортовал:

– Сообщение из Лондона, командир. Вам предстоит принять гранатомёт «базука» и человека, который обучит маки обращению с ним. Завтра ночью. Место – коммуна Курсе. Место встречи – «Кафе дез ами». Контакт – блондин по имени Рене. Нужно спросить его, сколько времени, он ответит, что продал часы за бренди.

Она смотрела на него и понимала: сейчас он её ненавидит. И так и должно быть, всё правильно.

– Свободен.

Он отдал честь и оставил её наедине с бутылкой.

Ей так и не удалось поспать. В полудрёме между картинками взрывов и пожаров ей снилось лицо Бёма в квадратной рамке. Постепенно его улыбка становилась всё добрее, а огонь начинал поглощать её саму. Проснулась она от голоса матери, что-то шептавшей ей на ухо. Очнувшись, она поняла, что сидит на краю поля около Сен-Марка. Парадоксальным образом она умудрилась заснуть в процессе приёма десанта. Контейнеры уже были в воздухе, ими было усыпано всё небо. Она заставила себя встать. Тардиват повернулся.

– Командир, – тихо сказал он. – Отдыхайте, если можете, мужчины сами всё соберут. Они знают, что делать.

Она покачала головой.

– Это моя работа, Тарди.

– Это работа каждого из нас и ответственность каждого из нас.

Окончание его фразы Нэнси уже не слышала – она быстро шагала по полю.

На одном из контейнеров мелом был нарисован белый крест. Значит, это личная посылка для неё. Наверное, Бакмастер предупредил Дендена, что сбросит что-то для Нэнси, и поэтому тот был полон энтузиазма касательно сегодняшней выброски. Она вспомнила, что первая посылка с кремом для лица от Веры обрадовала её, как подарок на Рождество, но сейчас она уже не ждала сюрпризов от дяди Бакмастера. Как только контейнер перенесли в машину, она вскарабкалась за ним и открыла замок, не обращая внимания на недовольных солдат, ворчащих, что это «не по уставу». Крест означал не только то, что в контейнере есть посылка для Нэнси, но и что внутри нечто хрупкое. У неё были считаные минуты, чтобы вытащить это из-под упаковок пластита. Она снова спрыгнула вниз и, прислонившись к автомобилю, распаковала упаковку. Внутри был ещё один крем и флакон одеколона. Одеколон можно использовать как антисептик, его она решила оставить, а крем отдаст первой встречной женщине из деревни. Ещё было письмо.

«К большому сожалению, никаких новостей о нашем оставшемся в Марселе друге», – было написано там. Напечатано на машинке. Она представила себе, как Вера сидит за столом на Бейкер-стрит и печатает его. Мимо ходят офицеры в чистой форме и обсуждают потери среди агентов во Франции: кто умер, кто не выдержал, кого отправили в лагерь, в клетку. Ещё была приписка рукой Бакмастера: «Мужайся, дорогая. Конец близко».

Да пошёл он! Что он вообще знает об этой войне? Ближе, чем полоса препятствий в тренировочном лагере, он к боевым действиям и не подходил. Они хотя бы пытались что-то узнать об Анри? Конечно, нет. Они просто делают вид, чтобы заткнуть её ещё на какое-то время. Им нужно, чтобы она работала без передышки, до тех пор, пока какой-нибудь нацистский садист не размозжит ей голову или не повесит над сеновалом. Но Бём знает. Бём знает, где Анри.

46

На дорогу неожиданно вышел мальчик. Нэнси пришлось резко затормозить и вывернуть руль, чтобы не наехать на этого идиота. Когда он подбежал к окну, Матео уже согнул палец на курке пистолета, но мальчик уже что-то очень быстро лепетал.

– Мадам Нэнси!

Теперь она его узнала. Он смотрел на неё из дверного проёма в одном из домов, куда она заходила. Его отец состоял в группе Форнье и был убит в ходе нападения на поезд в день «Д». Нэнси приезжала к молодой вдове и говорила речь про то, что мужчина, которого та любила, умер за Францию. На этой неделе она совершила десять таких визитов.

– Расслабься, Матео, – прошептала она. – В чём дело, сынок?

– В Курсе милиция, они оцепили город, – сказал он. В сумерках он выглядел очень бледным. – Вам лучше туда не показываться.

Милиция. Нэнси ненавидела их почти так же сильно, как нацистов. Французские фашисты, которых правительство Виши и их немецкие хозяева одели, вооружили и отправили бороться с Сопротивлением.

– У вас с мамой всё в порядке? Вам что-нибудь нужно?

Мальчик замотал головой.

– Отец похвалил бы меня за то, что я вас предупредил, – решительно заявил он.

Нэнси выдавила из себя жалкое подобие той улыбки, которой она одарила бы такого мальчика год назад. Тогда её глаза ещё не видели столько крови. Но она постаралась улыбнуться как можно более искренне.

– Он бы гордился тобой. Спасибо тебе, что предупредил меня.

– Вы всё равно поедете, мадам? – посмотрел он по сторонам.

– Да, малыш. Мне нужно кое с кем встретиться.

Она завела двигатель и поехала, оставив его на обочине. Матео кашлянул.

– Но, Нэнси, мы могли бы перенести встречу.

Она надавила на газ, чувствуя биение своего сердца – спокойное и размеренное.

– Но, Матео, мне нужно выпить.

На площади никого не было. Центральное кафе было закрыто. Место встречи с Рене находилось в узком переулке, и было видно, что внутри горят лампы. Людей на улице почти не было – мимо них прошёл лишь один пожилой мужчина. Он съёжился от холода и искоса взглянул на них, когда они поравнялись с освещёнными окнами. Нэнси толкнула дверь. Посетителей негусто – всего четыре человека, и все – из милиции. За баром – хозяин заведения и девушка. Похоже, их контакт ещё не пришёл.