Она так сильно погрузилась в свою злобу, что даже не замечала, какой дорогой вёл их Рене – куда-то в западном направлении, мимо буков и каштанов.

Подъехав к двухэтажному сараю, они выбрались из машины и пошли внутрь. Воздух был прохладным и сухим, пахло кожей и свежим сеном. Рене подвесил лампу на гвоздь между стойлами, потёр руки, отодвинул сено и потянул на себя крышку люка. Всё это время он что-то говорил – и это были не нервные попытки снискать расположение, а беззаботная весёлая болтовня. И если сцена в кафе возмутила Матео, то Рене она, казалось, лишь позабавила.

– Саутгейт договорился, и их сбросили ещё в феврале, но он сказал мне до дня «Д» никому их не показывать. Когда я услышал новость о высадке, у меня просто руки зачесались вам рассказать, но как я мог без приказа Саутгейта? Бедный Рене! Столько замечательных игрушек, которыми некому играть.

– Саутгейта взяли в марте в Клермоне.

Рене притих.

– Очень жаль. Хороший человек. Но ему не хватало вашего огня, командир Уэйк, – захихикал он.

Сняв с гвоздя лампу, он опустил её пониже, чтобы осветить для них подвал. Там лежало с дюжину обмотанных мешковиной тубусов. Нэнси не видела базук с тех пор, как месила гэмпширскую грязь в тренировочном лагере, но она мигом ощутила их смертоносный потенциал, ждущий своего часа под стойлами с лошадьми.

– Сколько амуниции есть в наличии?

– Достаточно для ликвидации батальона. – Он поймал её взгляд и пожал плечами. – Пятьдесят лент на каждую.

– Тогда давайте, чего ждать, – хмуро сказал Матео, и они начали вытаскивать гранатомёты по одному и складывать у двери.

Геллер нашёл прекрасного водителя, и шестнадцать километров до Курсе они преодолели менее чем за двадцать минут. По дороге Геллер в свете фонаря вслух читал Бёму отчёт разведки о коммуне и её обитателях. Когда он вошёл в кафе, из опрокинутой на столе бутылки бренди капали последние капли, смешиваясь с кровью убитого милиционера.

Владелец кафе, запинаясь, описал женщину, то, как произошли убийства, и мужчину, который пришёл к ней на встречу. Через полчаса Геллер сообщил, что заградительные посты расставлены, и Бём покинул эту сцену безумного представления Нэнси. Все эти странные встречи и совпадения… Он почти сочувствовал ей. Если бы он мог как-то связаться с ней, объяснить. В окнах домов зажигался свет. Геллер вышел за ним на площадь. Бём поднял голову и посмотрел в звёздное небо.

– Мне нужен рупор.

– Это займёт немного времени, господин майор.

Бём только кивнул, не отводя взгляда от неба. Казалось, он был глубоко погружён в свои мысли.

Мощность базук – даже завёрнутых в мешковину и пахнущих сеном и землёй – поражала воображение. Нэнси улыбнулась. Одной лентой можно взорвать бронированный джип, а если повезёт, вывести из строя целый танк. Для управления этой махиной требуются два человека, которых сначала нужно как следует обучить, чтобы они не взорвали друг друга. Это всё равно что пушку на плече нести.

Скрипнула дверь, и Нэнси обернулась. Официантка из бара! Рене прицелился, но Нэнси подняла руку, и он не выстрелил. Девушку трясло.

– Энн? Ты бежала за нами? Тебя же могли убить, глупышка.

Энн протянула руки к подошедшей к ней Нэнси.

– Пожалуйста, мадам, возьмите меня с собой! Я могу готовить, могу убирать. Не отсылайте назад к маман.

– Не глупи. Возвращайся домой, к семье.

– Я хочу помочь, хочу воевать! Моя семья – милиционеры, я их ненавижу. Очень жаль, что моего отца и брата не было в баре, когда вы пришли.

Нэнси посмотрела на Рене.

– Я её не знаю, – сказал он. – И мест этих не знаю, просто использую хлев как хранилище. Мне не нравится эта коммуна – слишком профашистская. Мне рассказывали, что жители очень сокрушались, что здесь нет евреев и им некого выдать. А искали они очень усердно, все шкафы обшарили на всякий случай.

– И я знаю, как выбраться из города, – быстро добавила Энн. – Если поехать на север через ферму моего дяди, там есть дорога. Немцы уже на площади, устанавливают посты.

– Всё благодаря вашим шалостям, – зарычал Матео, глядя на Нэнси. – Нам нужно уходить. В коммуне повсюду огни, – сказал он, выглянув наружу.

– Пожалуйста, мадам! – Девушка сложила ладони и стала похожа на бедного ребёнка с душещипательных картинок викторианской эпохи, молящегося за больного щеночка. – Я не хочу возвращаться домой.

Нэнси очень хорошо её понимала.

– Хорошо. Грузимся и уходим.

Внезапно со стороны Курсе донёсся громкий шум помех, и они замерли как вкопанные.

– Что за..? Уходим! – заторопился Матео.

– Подожди, – сказала Нэнси, положив ему руку на плечо.

Зазвучал чей-то голос. Она сразу узнала лёгкий акцент офицера с Рю-Паради, который затем руководил казнью на базарной площади.

– Мадам Фиокка? Нэнси? Я знаю, вы где-то там. Это майор Бём. – Он сделал паузу, словно ожидая услышать её ответ, а затем продолжил: – Что за ужасная расправа в кафе, Нэнси! Вы словно напрашиваетесь на то, чтобы вас поймали. Я сталкивался с этим, чувство вины лишило вас рассудка. Интересно, а что чувствуют ваши люди? Они понимают, что вы ведёте их на погибель, точно так же, как вы поступили с Анри?