– Я сказал, ничего страшного, – сердито повторил он. Она хотела настоять на своём, а потом увидела, что вся его спина покрыта рубцами от ударов плетью.

– Денден…

Он наклонился развязать шнурки, снял обувь.

– Ты же знала, что я не в первый раз во Франции, Нэнси. Я был здесь в тридцать девятом. Ездил с цирковой труппой, остался в Париже, работал курьером в тамошней сети. Продержался почти три года. Научился работать с радиоточкой, когда убили одного из операторов. Когда немцы взломали наши коды, меня схватили вместе с другими агентами.

– Гестапо?

Денден – такой же худой и поджарый, как и она – снял брюки и осторожно ступил в воду. Его руки от локтя до кисти были покрыты тёмным загаром. Она села на берегу, скрестив ноги. Он погрузился под воду и снова выплыл, убрал с лица волосы.

– А кто же ещё? Меня продержали шесть месяцев и депортировали, но я спрыгнул с поезда ещё с парочкой таких же. Добрался до побережья Бретани, познакомился с одним участливым рыбаком.

– Почему ты мне не рассказал? – спросила она, подперев рукой подбородок.

Черпая ладонями воду, он стал лить её себе на голову, промывая волосы.

– Потому что я не собираюсь демонстрировать рубцы, чтобы доказать, что я не трус.

Нэнси сморщилась. Это она его так назвала. Человека, который три года выживал в оккупированном Париже и который, как выяснилось, точно знал, что с ним случится, если его поймают. Своего друга.

– Денден, то, что я сказала… я на самом деле так не думаю.

– Думаешь. – Он снова зачерпнул воды и вымыл грудь и окровавленный нос. – Все считают геев трусами. Я боялся, что они правы. Наверное, поэтому я и начал тогда работать связным. – Он запрокинул голову, подставив лицо солнцу и раскинув руки, и стал похож на Христа во время крещения. – Ты вот считаешь себя такой продвинутой, Нэнси, но на самом деле ты по-прежнему дочь своей матери. И библейский судья так и сидит в тебе и осуждает нас.

Он вышел из воды, взял протянутое Нэнси полотенце, обернулся им и сел рядом.

– Возможно, ты прав. Себя я тоже сужу. И чувствую себя такой дрянью порой.

Он опустил спину на камень и посмотрел в небо.

– Тебя поймали с Жюлем?

– Я о таком не болтаю.

Нэнси набрала в лёгкие воздуха, чтобы рассказать ему про милиционеров, Бёма, про своё решение, но этот резкий ответ обрубил ей крылья, и исповедоваться расхотелось. Она вытащила его буквально из дерьма и сделала попытку извиниться. Больше она ему ничего не должна. Нет, должна. Она знала, что должна, но не могла этого дать.

49

Больше об этом инциденте не было сказано ни слова. А если кто-то и хотел что-то сказать о появлении в лагере Энн, они оставили свои мысли при себе. В распоряжении Нэнси был весь день, чтобы подготовить инструкции для Дендена и того офицера, кого Управление Специальных Операций пришлёт вместо неё. А потом к ней в автобус пришёл Тарди, громко хлопнув дверью. Она засунула свои записи под подушку и приготовилась отражать атаку.

– Матео считает, что вы этого не сделаете, но он ошибается, так?

Она ещё не видела его таким. Он побагровел и говорил с ней на повышенных тонах, чего не случалось до этого никогда. Казалось, он вытянул из тесного автобуса весь воздух и навис над ней. Она положила руку на кобуру.

– Этот немец вам врёт!

– Тарди, – спокойно сказала она. – Я должна это сделать. Если есть хоть малейший шанс, что Анри жив, я должна обменять свою жизнь на его. Я его люблю. Он бы сделал для меня то же самое.

Тардиват ударил по стене так, что автобус закачался.

– Враньё! Вы во Франции не ради него, а ради нас! Вы так говорили, вы обещали.

Её начал охватывать гнев.

– Я достаточно для вас сделала! Боже, Тарди, не паникуй! Всё у вас будет – десанты, парашюты! Найдёшь себе другую девушку, для кого платья шить.

Он отшатнулся, словно она ударила его, а затем снова наклонился к ней.

– Вы нам нужны! Ни один мужчина не стоит того урона, который повлечёт за собой потерю вас.

Она быстро встала, вынудив его отступить назад.

– Анри стоит десяти меня! Сотни меня. Ты не знаешь, Тарди, ты просто его не знаешь. Ты ни его, ни меня не знаешь. Боже, если бы представился шанс… я бы умерла за вас, но я готова тысячу раз умереть за Анри. – На его лице уже не было злости, только горе и растерянность. – Ты бы то же самое сделал для своей жены, Тарди. Не отрицай.

Она убрала руку с кобуры, и он сделал шаг назад.

– Может, и так, командир, – с горечью сказал он, – но я думал, вы лучше меня.

Когда он ушёл, Нэнси упала на сиденье, спрятав голову в ладонях, и её начало трясти – впервые с тех пор, как она вернулась во Францию.