— Это она?

— «Она»? Что за «она»? — завелась Эрика.

— Ладно, ладно, давай выйдем и поговорим, — сказал Питерсон, обулся и вывел ее в коридор.

— У тебя есть сын? — сверлила его взглядом Эрика.

Он кивнул.

— Сколько ему?

— Шесть. В апреле будет семь.

— Как? Что? — Эрика не могла найти слов.

— Эрика. Я только две недели назад узнал.

— А эта женщина? Это его мать? Кто она?

— Фрэн — моя бывшая девушка. Мы расстались в 2012 году, за пару месяцев до Олимпиады.

— Причем здесь чертова Олимпиада? — закричала она.

— Я просто говорю, что это было очень давно! Мы расстались, и она уехала работать в Германию. Она графический дизайнер. И узнала, что беременна, уже потом.

— И она тебе не сказала?

— Нет.

— А теперь она у тебя в квартире, и ты ее ребенку ванну наливаешь? А меня ты выгнал в коридор, чтобы об этом сказать?

— Эрика, я не знал, как ты отреагируешь.

— Это не оправдание! — закричала она. На глаза у нее навернулись слезы.

— Я пытался тебе сказать. Сначала на работе, потом когда пришел к тебе домой, потом мы поехали в клуб, и я пытался сказать в кафе, но тебе надо было ехать.

— Надо было сильнее пытаться, козел! И теперь я узнаю об этом, случайно завалившись к тебе домой!

— Кто сейчас случайно заваливается к людям домой? Что ты ожидала увидеть?

— Я тебе звонила, Джеймс.

— А домашний телефон отменили?

— Я не знаю твой домашний номер.

— Ну, если ты даже не попыталась запомнить мой домашний номер, это не моя проблема.

Эрика изо всей силы ударила его по лицу. Обоих словно парализовало. Дверь соседней квартиры приоткрылась, и в узенькой щелке, за цепочкой, появилось лицо миниатюрной старушки.

— Джеймс, у тебя все в порядке?

— Да, Дорис, я прошу прощения, — повернулся он к ней. — Все отлично. Мы просто…

Тут Питерсон услышал, что дверь подъезда закрылась, — Эрика возвращалась к своей машине. Он побежал за ней.

— Эрика! — закричал он.

Она завела машину и дала по газам, развернувшись юзом. Он проводил ее взглядом, пока она не скрылась из виду.

— Черт возьми! — опомнился он, увидев, что выбежал на улицу босиком.

Айзек Стронг обожал печь хлеб. Что-то умиротворяющее было в возможности закатать рукава и месить тесто. А еще он обожал свою изысканную белую кухню. Все в ней — шкафы, пол, стены, поверхности — было белым. Однако дизайнерская задумка чуть не сорвалась из-за большой раковины Butler — в белом цвете она стоила целое состояние, а стальную он бы у себя дома не потерпел. Не хватало еще, придя с работы, снова видеть стальные поверхности. Замешивая тесто, он слушал на своем «Айфоне» радиопрограмму «Вопросы садоводства». Гостем была очень серьезная молодая женщина, которая делилась своим опытом борьбы с ужасной проблемой: ее домашние растения страдают от войлочников. Вдруг программа прервалась — на телефон поступил входящий вызов. Айзек увидел, что звонит Эрика, и локтем нажал на кнопку ответа, не переставая месить тесто.

— Ты дома? — спросила она каким-то странным голосом.

— Да, конечно.

— Я снаружи.

За дверью и правда стояла Эрика, но сама не своя — с красными глазами, в слезах, сломленная на вид. Не говоря ни слова, он обнял ее и повел на кухню.

— Выпить? — спросил он, доставая бутылку виски.

— Да, пожалуйста, — сказала она, садясь за стол. — Это из-за Джеймса Питерсона. У него есть сын.

— Что?

Она все ему рассказала. Айзек слушал, подливал ей виски и снова слушал.

— Я никогда не думала, что у нас с ним будут дети, — сказала она под конец. — Но я слышала — и от него, и от его матери, когда мы встречались, — что он хочет детей. Но я эгоистически считала, что мы сможем жить вместе и без детей. Счастливые и довольные.

Айзек повел бровью.

— Эрика, это самая большая глупость, которую могла подумать такая умная женщина, как ты.

Она рассмеялась и вытерла слезы.

— Когда он открыл мне дверь, то выглядел таким счастливым в роли отца. И эта роль ему очень идет. И теперь есть маленький мальчик, который обрел отца. Я бы никогда не смогла отнять его у ребенка.

— И не надо.

Эрика кивнула, сделала еще глоток виски и скривилась.

— Что это за дрянь?

— Про первые два стакана ты так не думала. Это двадцатипятилетний Chivas Regal.

— А по вкусу — как бенадрил.

— Может, пива?

— Да, если можно.

Айзек достал из холодильника бутылку, открыл ее и поставил перед Эрикой. Она поблагодарила и сразу начала пить.

— Ох, теперь это будет такое болото! Мы должны как-то работать вместе. Он наверняка рассказал Мосс, потому что она уже спрашивала меня, удалось ли нам «поболтать» позавчера. Интересно, как долго она уже знает? А все остальные тоже знают? Я одна жила в неведении?