Шрифт:
— Вот она — горькая судьба советского пассажира, — заметил Виталий. — Ни тебе отлить, ни поесть по-человечески.
— Но до туалета все же можно было бы дойти, — с плохо скрываемым отвращением отозвалась Лика.
— Надменная ты моя, — усмехнулся Виталий. — Посмотрел бы я на тебя в его положении. Только отвернись — и половины вещей как не бывало. Вон, посмотри туда, щипачи за работой. Высший пилотаж!
Лика проследила за его взглядом. Молодая худенькая девушка разговаривала о чем-то с дородной теткой в сбившемся набок цветастом платке, видно, обратилась к ней с каким-то вопросом. Рядом отирался невзрачного вида человечек. О таких говорят «без лица». Рука его змейкой скользнула в карман ее плаща, только тронула замочек сумки — и все. Он как испарился. Девушка благодарно улыбнулась тетке и заспешила к выходу.
— Вот так, — произнес Виталий прямо у нее над ухом. — Денежки тю-тю! А ты говоришь, туалет.
Поглощенная увиденным, Лика только сейчас вспомнила о его присутствии.
— Надо их остановить. Немедленно’
— Ни-ни. Нам светиться нельзя. Да разве убережешь всех доверчивых дур.
Лика заметила довольную улыбку на его лице. Он так и снял.
— Ты все заснял?!
— А как же? Бесценные кадры, если получится.
— А если при тебе человека убивать будут, тоже будешь снимать и радоваться?
— Возможно, если все равно ничего не изменишь. Фотография — зеркало действительности, а я лишь ее зоркое орудие.
— Ты — чудовище! — возмущенно выпалила Лика.
— Но зато какое талантливое! — парировал он. — Ты ж ничего не заметила, и никто не заметил. — Отрывисто хохотнув, он притянул ее к себе за плечи и возбужденно зашептал на ухо: — Расслабься, принцесса! Весь мир не спасешь. Поболтаемся здесь еще часок и поедем ко мне. Там тишина, все разбежались. Только Ульмас заперся у себя и кропает что-то эпохальное.
Лика сморщила носик. Ей совсем не хотелось видеть Ульмаса. Слишком хорошо запомнился его холодный, изучающий взгляд. Ее гримаска не укрылась от Виталия. Он звонко чмокнул ее в нос.
— Что, не понравился наш прибалтийский Снайдерс?
— Нет.
— Плохо ты, видать, разбираешься в живописи.
— В живописи как раз разбираюсь.
— Ладно, не дуйся. Не хочешь, не поедем, — примирительно сказал он. — Придумаем еще что-нибудь.
Кто-то тронул Лику за руку. Она обернулась. Чумазая девочка лет семи, зябко переступая голыми ногами в разбитых ботинках, протягивала к ней руку. Длинные пепельные волосы, прозрачное личико, молящие глаза. Прелестный падший ангел.
— Красивая тетенька, дай мне денежку. Очень кушать хочется.
У Лики защемило сердце. Она высвободилась из объятий Виталия и присела перед малышкой на корточки.
— Ты что, совсем одна? Родители твои где?
— Померли. Одна бабаня осталась. Только она старая слепая совсем. Дай денежку, тетенька.
Лика вытащила из кармана пригоршню скомканных бумажек и сунула девочке.
— Спаси Христос, добрая тетенька. Век за тебя буду Бога молить.
Она деловито рассовала по карманам деньги и пошла к выходу.
— Подожди! — крикнула ей вслед Лика. — Ты где живешь?
— Там! — Она, не оборачиваясь, махнула неопределенно ручонкой и юркнула за угол.
Лика медленно выпрямились. В глазах у нее стояли слезы.
— Пойдем отсюда, — тихо сказала она.
— Ох, беда с вами, с интеллигентами, — пробурчал Виталий. — Только чуть припечет, сразу поджимаете лапки, прячетесь в свой уютный сытый домик и ну оплакивать горькую судьбу русского народа.
Лика вздрогнула, точно от удара.
— Ты прав. Надо что-то делать.
— Вот-вот. Сними с себя последнюю рубашку и отдай ей. Голенькая ты мне нравишься куда больше.
Он все говорил, но она уже не слушала его, а со всех ног бросилась догонять девочку.
Выскочив на улицу, Лика огляделась. Девочки нигде не было видно. Вокруг кипела обычная привокзальная жизнь. Озабоченные пассажиры, навьюченные, как мулы, баулами и чемоданами, разухабистые наперсточники, голосистые торговки мороженым и пирожками. Несмотря на довольно поздний час, все это топталось, мельтешило, мелькало перед глазами, сливаясь в сумасшедший пестрый водоворот.
Лика наугад свернула налево и, пробежав несколько шагов, оказалась на большой асфальтированной площадке, сплошь заставленной коммерческими палатками. Здесь народу было поменьше, и она сразу увидела свою девочку.
Она забилась в угол забора, отделявшего территорию вокзала, и, прикрываясь ручонками и втянув голову в плечи, пыталась защититься от ударов простоволосой женщины с одутловатым, испитым лицом.
— Ишь, чего удумала! — волила та. — Деньги прятать! От родной мамки красть! Убью падлу!