– Вы хотели меня видеть?

– Да, Фьоре. Перескажите-ка нам содержание оглашенных сегодня указов. Андреас, слушайте внимательно.

– Первый - о запрете цехам самим назначать сумму вступительного взноса и о назначении этой суммы. Если не перечислять поименно, то он уменьшен на треть, а для оружейного цеха - наполовину.

– Андреас, что вы об этом думаете?

– Я должен радоваться и славить короля...
– Саннио вскинулся на странный тон приятеля, и заметил, что герцог и Ларэ тоже насторожились.
– Но я не могу. Хотя многие будут.

– Объясните-ка!

– Цеховые уставы велят принимать в мастера любого, кто прошел обучение, может внести взнос и пройти испытание. Еще они велят обеспечивать работой каждого мастера на определенную сумму в год. Мастеров станет много больше, а заказов не прибавится. Значит, сначала цены станут куда выше, потом цехам придется менять уставы...

Реми усмехнулся, потом прикусил губу. Кажется, он хотел услышать нечто иное, и Саннио даже догадался, что именно: то, как это видится юноше, который сам еще недавно был подмастерьем, да еще и из сирот, так что о вступлении в цех медиков и аптекарей ему оставалось только мечтать. Мечтать или надеяться на милость мэтра Беранже, который мог внести взнос за полюбившегося ученика, а мог и не внести.

Представитель цеха же оказался излишне дальновидным.

– Фьоре, а вы что скажете?

– Цеха сначала переполнятся, потом начнут беднеть. Репутация их упадет. Самые умелые мастера начнут выходить из цехов и снижать цены. Когда их примеру последует половина собратьев, цеха начнут закрываться. Пострадают вдовы и сироты мастеров, старики, продавшие мастерские цеху и получающие пенсионы. Мастера же будут состязаться в добротности товара и низкой цене, при этом многие разорятся, а частью перейдут под руку более расторопных. Лет через тридцать-сорок, после многих волнений и с большими потерями для всех, кто сейчас получает от цеха гарантии достатка, это принесет выгоду казне, и большую. До того она будет в убытке.

– Когда закроются цеха, вольные мастера не будут соблюдать уставы. Станут брать любую плату за обучение, смогут не платить жалованье подмастерьям, - добавил Андреас.

– Столичные подмастерья меж тем ликуют, - усмехнулся Реми.

– А вы что думаете?
– спросил Саннио.

– Выдумка Скоринга весьма хороша, а при разумном подходе можно избежать голода вдов и сирот, но она преждевременна. Однако ж, в пятую девятину сего года казна получит существенное пополнение. Фьоре, продолжайте.

– Второй указ вносит поправки в уложение короля Лаэрта. К пяти преступлениям, за которые владетель отвечает не перед своим сюзереном, а перед короной, добавлены еще два: оскорбление короля и чеканка фальшивой монеты.

Саннио вспомнил бородатый анекдот времен секретарской школы: "Мэтр Тейн велел высечь всех розгами и перекрасить стены дортуаров в красный цвет!
– Но почему в красный?
– А это чтобы над первым распоряжением никто не думал!".

– Третий же куда более удивителен, - Ларэ казался всерьез озадаченным.
– Согласно этому указу любой простолюдин, достигший на военной службе чина капитана, получает звание благородного человека и владение.

– Сколько у нас в армии таких капитанов?
– Реми, кажется, знал ответ и сам.

– Около полусотни, - ответил Фиор.

– Где же господин регент возьмет столько владений?
– удивился Андреас.

– Отнимет у виновных в оскорблении королевского величества, разумеется. Как вам это новшество, господа? Алессандр, Фьоре?

– Здорово напоминает тамерские порядки, - ответил Саннио.

– Это уничтожает всю систему вассалитета. Одно действие, на первый взгляд напрямую по ней не бьющее - и тем не менее, она сломана на корню. Хуже того, этот указ уже нельзя будет отменить, не вызвав больших волнений. Можно сделать его формальностью, препятствовать его осуществлению, но не отменить...
– Ларэ говорил медленнее, чем обычно, должно быть, тщательно подбирал слова. Алессандр внимательно слушал, соотнося объяснения со всем, что знал сам.
– Следующий шаг пока что не сделан, не принят указ о конфискации земель преступников короной, но, думаю, это случится довольно скоро. Система преобразований, которой следует герцог Скоринг, вполне стройна и разумна, но...

– Все это валится чохом за пару седмиц, - кивнул Реми.
– Давать ребенку, из которого хочешь вырастить воина, отцовский меч нельзя. То, что он выдумал, должно вводиться десятки лет.

Герцог Алларэ и Фиор начали на пару перечислять все указы, принятые за три седмицы, прошедшие после коронации. Саннио сначала слушал, потом отвлекся, безумно созерцая колыхание бледно-кремовой занавеси, отгораживавшей кабинет от послеобеденной жары. В душе медленно рождалось несогласие с обоими обсуждавшими. Герцог Скоринг - дурной и подлый человек, это несомненно, но не слишком ли предвзято алларцы относятся к его нововведениям? Ларэ сам назвал их стройными и разумными, а на каждое неприятное последствие, как на то же разорение цехов, можно ввести правила, Реми об этом прямо сказал... так почему?

И - не ошибся ли герцог Алларэ, считая, что скорийцы и бруленцы в любой момент готовы отложиться и присоединиться к Тамеру? Тот, кто сам себя считает только временщиком, ищущим власти лишь ради наживы, едва ли будет издавать столько указов, нацеленных лишь на одно: привести Собрану к истинному величию...

"Ну так что, простим ему все, облобызаем и благословим на регентство?
– спросил ядовитый внутренний голос.
– Все забудем?"

– Алессандр, для кого мы тут все объясняем, если вы ловите ворон?!
– голос уже отнюдь не внутренний, а вполне себе снаружи, да еще и крайне негодующий.
– Вернитесь к нам, прелестное дитя! Точнее уж, отвратное!