Досадный инцидент сразу после позорного изгнания от ложа больного настроения не улучшил. Рене же рассыпался в любезных извинениях и, взяв Саннио под руку, повел по коридору в направлении кабинета. Там он позвал слуг и вручил им две испачканных камизолы со строгим наказом привести в порядок немедленно.

– Вижу, вы душевно пообщались с моим братом?
– подмигнул он, открывая новую бутылку и разливая вино по бокалам.
– Не вы первый, господин Гоэллон.

– Господин Алларэ...
– что нужно делать и говорить в подобных случаях, молодой человек представлял себе крайне плохо.
– Я полагаю, что достаточно знаю характер герцога.

– Если так, то вы заблуждаетесь. Чего ждать от Реми, знают только два человека. Он сам и ваш дядя. Остальным эта тайна не доступна.

Еще накануне Саннио подметил за Рене привычку постоянно двигаться. Он, кажется, и минуты не мог простоять на месте. Вот и сейчас он перемещался по кабинету туда и сюда: то садился в кресло, то поднимался и укладывался на диван. У Гоэллона давно уже рябило в глазах и от яркой обстановки, и от непоседливого Рене.

Дом герцога Алларэ был устроен почти так же, как его собственный, но обставлен совсем иначе. Все - новое, роскошное, сияющее. Много золота, много света - из витражных окон, от свечей, и еще он лился из бесчисленных умело расставленных зеркал. Они ловили каждый огонек и разбрасывали вокруг блики.

В этой обстановке потерялся бы кто угодно, но не Рене. Гибкий, отлично сложенный, с очень светлой кожей и виноградно-зелеными глазами, он был заметен и среди родичей - из-за черных волос, и среди остальных - из-за отличавшей всех Алларэ броской красоты.

Саннио он не нравился, не нравился и затеянный Рене разговор. Ему было чем заняться. Проехаться по летней жаре в одной рубахе - не такая уж и беда, но впрямую ссориться с братом Реми казалось опрометчивым. Тем более что ничего дурного он не делал - болтал о недавней Ассамблее (где, к счастью, вел себя куда тише), щедро подливал отличное вино и старался быть очень, очень любезным. Гостю не хотелось думать, что Рене попросту заглаживает недавнее неприятное объяснение. Но, кажется, именно этим он и занимался.

– ...надеюсь, вы не посчитаете меня тираном, господин Гоэллон. Признаюсь, дни, проведенные с вашим другом, не показались мне легкими. Да, он помогал и помогает всеми силами, но...

– Господин Алларэ, для чего вы мне все это говорите?
– сначала тяжелый разговор с Реми, а теперь вот эта алларская трещотка, от которой уже звенит в голове...

– Я не хочу, чтобы у вас составилось обо мне однобокое мнение.

– Сорен мне ничего не рассказывал. Свое мнение я составил сам.
– Кажется, в воздухе запахло ссорой. Кажется, это Саннио рассыпал перец...

Рене не пошел на прямую стычку, хотя и сдвинул брови. Вместо этого он поднялся и уселся на поручень кресла Саннио. Изящная холеная рука, украшенная несколькими кольцами, забрала у него бокал.

– У вас кончилось вино. Я налью еще, - Рене потянулся к столику, и юноше вдруг захотелось толкнуть его в бок - чтоб свалился на пол.

Реми бы, наверное, не стал проявлять деликатность...

– Я выпил уже достаточно, благодарю. Мне пора.

– Как досадно, а я собирался выслушать то мнение, что вы составили, - неприятная до мурашек вкрадчивость в голосе, и еще вино, бокал перед самым носом...

– Господин Алларэ, к чему это все?

– Мы на одной стороне, не так ли? Нужно ли нам ссориться из-за пустяков?

Он пьян, понял вдруг Саннио, пьян и не спал, наверное, две ночи подряд, а еще точнее - трое суток, в последний раз он ложился еще до штурма Шенноры, потом была ссора с Реми, и Ассамблея, и, наверное, что-то еще... Рене пьян и почти не в себе, а он из той же породы, что и герцог Алларэ, - стало быть, опаснее дикой рыси, на которую, и вправду, похож, только кисточек на ушах не хватает...

Рука на плече, взгляд в упор - светлые глаза, напоминающие витражное стекло, подсвеченное факелами. Этот человек не побоялся взять штурмом крепость Шеннора, он спас Реми и был с ним все три дня. Он принес извинения Кесслеру. Он изо всех сил старался быть любезным, и Саннио видел, чего Рене это стоило.

Это было куда важнее, чем первый, сиюминутный страх перед ним.

– Я вовсе не хочу с вами ссориться, господин Алларэ.

– Рене.

– Хорошо, Рене. Вы устали. Идите отдыхать.

– Я, понимаете ли, надеюсь быть полезным моему брату...

Саннио осторожно забрал у Алларэ бокал и поставил на столик: урок о несовместимости признаний и хрусталя он выучил уже давно. Кресло спокойно могло вместить двоих, поэтому он молча подвинулся, уступая Рене половину.

– Рене, придется вам пить из бутылки. Можем по очереди. Вам не надо надеяться. Вы и так уже сделали столько...

– Расскажите это моему брату! Слышали бы вы, Алессандр, какова была благодарность...