Шрифт:
Несмотря на то, что основным автоматом спецназа являлся АКС-74У, и это довольно хороший автомат, но порой использовались АКМС. Эти прямо с планкой для крепления ночного прицела, и пользуются в спецназе большой популярностью, чем 5,45-мм автоматы АКС-74У.
Кроме того, на них лучшее останавливающее действие 7,62-мм пули. И, что интересно, они являлись основными автоматами моджахедов — автоматы Калашникова китайского образца.
И то, что у противника были однотипные боеприпасы позволяло разведчикам использовать захваченные у противника 7,62-мм китайские и египетские патроны и пополнять свой боекомплект захваченными патронами с разрывными пулями.
А еще к 7,62-мм автомату Калашникова прилагался прибор бесшумной и беспламенной стрельбы ПБС-1.
Магазины для АКМС стальные и пластиковые на 30 патронов. Спецназовцы предпочитали пластиковые магазины, у них меньше масса и они более стойки к деформации при ударах.
Потому что стальные и алюминиевые магазины иногда заклинивало, что задерживало в подаче патрона в патронник.
Если предоставлялся выбор спецназовцу, то многие выбирали АКМС.
— Далеко еще, Акмаль? — шепчу я, едва размыкая губы.
Проводник оборачивается, узкое лицо в свете луны выглядит изрезанным, как горные склоны.
— Полпути, не больше, — шепчет он.
Полпути. Черт, это уже неплохо. Главное — не угодить на посты Бахи. Говорят, этот главарь моджахедов помешан на порядке. Каждый блокпост как мини-крепость, а его люди — как волки, всегда чуют добычу.
Мы приближаемся к ущелью, где тропа сужается, как горлышко бутылки. Впереди — первый блокпост. Акмаль подает сигнал рукой.
Я замираю, прижимаюсь к склону. Вижу, как впереди маячит тлеющий огонек — костер, вокруг которого сидят несколько фигур.
— Сколько их? — спрашиваю у Акмаля.
— Четверо, может, пятеро. Но там ещё могут быть. В пещере.
Черт побери.
В пещере могут быть пулеметы. Залп — и от нашей группы останутся только обгоревшие клочки одежды.
— Огибаем справа, — тихо передаю знак остальным.
Мы сползаем ниже по склону, идем по кромке, где тень от камней смешивается с тьмой. Впереди снова Акмаль. Луна исчезает за облаком, становится темнее. Впереди виднеется каменный выступ, за которым можно укрыться. Мы замираем там, пока наблюдаем за блокпостом.
— Вижу их. Один у костра, двое стоят на карауле, один внутри, — шепчет Олег, мой правый фланговый.
— Сможем обойти? — спрашиваю проводника.
— Справа круто, но можно. Только очень тихо.
Мы ползем, буквально скребя локтями по песку и гравию. В какой-то момент я слышу тихий звук — словно кто-то спустил курок. Замираю, показываю группе остановиться. Ловлю взгляд Акмаля, он кивает на камень впереди.
— Мина, — шепчет он.
Мина. Черт. В этих местах на неё можно наступить, даже не поняв. Я жестом указываю обходить ещё дальше, почти у подножия скалы. Каждый шаг превращается в мучение — камни сыплются под ногами, тело напряжено до предела, пот стекает по вискам…
С того момента, как душманы перешли к партизанской войне — минная война для них стала основной против войсковых частей 40-й Армии. Диверсии стали основными их действиями. Они не парились, использовали противопехотные мины советского, американского, английского, пакистанского и китайского производства. Так же в ход шли и самодельные мины и фугасы, изготовленные из неразорвавшихся авиабомб, минометных мин, зарядов взрывчатых веществ.
Мы обходим блокпост, но тишина не радует. Акмаль останавливается, прислушивается.
— Слишком тихо, — произносит он и останавливается.
Тишина — враг.
В Афгане, если вокруг тихо, это значит, что кто-то уже ждёт. Я поднимаю руку, готовлю сигнал на отход. И тут слышу шорох. Легкий, почти незаметный.
— Засада! — тихо говорю я, — Всем лечь! — падаю на землю.
Пули начинают свистеть, воздух вокруг наполняется свинцом. Прячусь за камень, вскидываю автомат. Вижу, как Серега ложится рядом, целится, готовясь открыть огонь.
Молча кладу руку на его автомат.
Не следует пока отвечать. Стреляют беспорядочно, почти наугад.
Лежу, вдавливаясь в камни. Сердце стучит где-то в горле, а уши ловят малейший шорох.
Моджахеды у костра напрягаются. Один резко встает, хватает автомат. Высокий, с бородой, лицо черное от пепла и теней, будто сама ночь вылепила его, он стреляет, не целясь.
Остальные переглядываются, быстро переговариваются на своем языке. Слышу знакомое слово — гости.
Решили, что привиделось, значит. Но на их лицах сомнения.