— Что там? — бросает он в темноту и идёт проверить.

Я встречаю его за пару шагов до кустов. Нож входит точно в шею, удар быстрый, сильный, в нужную точку. Он роняет автомат, его тело обмякает. Я тихо опускаю его на землю, удерживая, чтобы не хрустнула ветка.

Взглядом ищу Колесникова. Он уже зашёл к неподвижному. Этот охранник даже не понял, что случилось. Нож Колесникова точно входит в шею. Глухой стон — и тело медленно оседает на землю.

Колесников вытирает нож о куртку убитого, делает знак рукой. Чисто.

Мы забираем их оружие — автоматы, один калаш, у другого дробовик. Забираем патроны. Всё делаем молча.

Шуметь здесь опасно.

Я жестом показываю Колесникову идти за мной. Теперь можно двигаться дальше. Охрана снята, впереди дом.

Но там могут быть другие.

Мы заходим в дом, двигаясь по-прежнему бесшумно. Колесников прикрывает, его автомат направлен в тёмный коридор. Пахнет чем-то старым и затхлым. В таких домах всегда так, пыльные ковры, мебель, которую давно не двигали.

Первым делом обыскиваю комнаты на первом этаже. Кухня, пустая комната с топчаном, ещё одна с ящиком, похожим на старый сундук.

Ни души. Ни одного звука, кроме нашего осторожного дыхания.

— Чисто, — шепчу, показывая рукой на лестницу. — Наверх.

Колесников кивает, прикрывает, пока я медленно поднимаюсь. Ступени скрипят, каждое движение кажется громче выстрела. На втором этаже та же история — никого. Мебель покрыта пылью, на полу следы, но старые.

Здесь никто не жил давно.

— Пусто, — шепчет Колесников, заглядывая в последнюю комнату.

Я останавливаюсь на мгновение. Чувство тревоги не проходит.

Слишком всё гладко.

— Остаёшься здесь, — командую. — Дверь на лестницу держи на прицеле.

— А ты?

— Вниз пойду. Подвал посмотрю.

Сашка кивает. Его лицо сосредоточено.

Спускаюсь вниз. Под лестницей — небольшая дверь. Ржавый замок. Прислушиваюсь. Тишина. Проверяю дверь — заперта, как и ожидалось. Ломаю замок ножом, стараясь действовать без лишнего шума. Замок поддаётся, и дверь скрипит, открывая вход в тёмный подвал.

Тут пахнет сыростью. Каменные стены покрыты плесенью, воздух тяжёлый. В углу горит тусклая лампочка, подрагивающая от сквозняка.

Прохожу медленно, оглядывая каждый угол. Ничего. Пусто.

Но взгляд цепляется за одну деталь — ещё одну дверь — металлическую сбоку. Открываю её.

За дверью вижу узкий тоннель, уходящий в темноту. Воздух в нём ещё холоднее, чем в подвале. Пыльные следы на полу говорят, что здесь недавно прошли люди.

— Вот оно что… — шепчу себе под нос.

Теперь понятно, где может быть американец.

Его держат где-то там, в пещерах, куда ведёт этот ход.

Выключаю фонарь, выхожу обратно, чтобы не привлекать внимание. Наверху слышится шорох. Сердце сжимается, но быстро понимаю — это Колесников.

— Сашка! — зову.

— Тут тихо, — отвечает он сверху. — Ты чего нашёл?

— Подземный ход, — говорю, поднимаясь наверх. — Надо идти туда.

Колесников морщится, смотрит в сторону.

— Заманивают, как крысу в ловушку.

— Может быть, — киваю. — Но выбора у нас нет. Если не найдём его, зря сюда шли.

Он кивает. Мы спускаемся вниз и заходим в узкий проход, ведущий в пещеру.

— Саш, английский знаешь? — спрашиваю, оборачиваясь к Колесникову.

Он фыркает, поджимает губы, словно вопрос не вовремя.

— Немного знаю. Хеллоу, гудбай и ещё пару слов из песен Битлов, — отшучивается. — А ты что, в Оксфорд поступать собрался?

— Мало ли. Американец же, если его найдём, с нами только на этом языке и заговорит. Ну, если заговорит. Если что, придётся постараться.

Сашка усмехается, протирает рукавом запотевший лоб.

— Знал бы Горелый, что пригодится, расстроился бы. Он же у нас шпарил по-ихнему, как радио «Голос Америки».

— Вот и зря его не взяли, — соглашаюсь, проверяя автомат.

— Ага, зато я пригодился. Кто ж тебя прикроет, кроме меня?

Сашка продолжает острить, но голос у него напряжённый. Шутит, чтобы не думать о том, что нас ждёт в этом тоннеле. Я молчу, сосредоточившись на следах, которые уходят в темноту.

Спуск в тоннель начинается круто. Песок под ногами осыпается, камни крошатся, приходится идти медленно, почти наощупь. Лампочка, которая висела у входа, давно осталась позади, и теперь мы движемся в полной темноте. Фонарь зажигать — рискованно, но временами я все — таки его включаю, прикрывая свет ладонью, ориентируясь на слабые лучи, просачивающийся между пальцами. И тут же выключаю.