Шрифт:
— Зачем Дима баллотируется в Ведьмовский Боро? — потребовал ответа Кощей, смотря на своего среднего сына, который нервно расхаживал по гостиной. — Он говорил тебе о своих планах?
— Что? Нет, — отозвался Роман, но Саша наблюдала за ним достаточно долго, чтобы понять: это была ложь. Она уже слышала, как он бормотал об этом во сне. — Я знал, что он планирует кампанию, — признал он, почувствовав, что отец видит его насквозь. — Но я не знаю, зачем он это делает. Он зол на меня так же, как и на тебя, папа, и ничего мне не рассказывает.
— Мои источники тоже молчат, — прорычал Кощей, выглядя почти так же обеспокоенно, как и Роман. — Сантос, можно сказать, исчез — уверен, его кто-то прячет. Морено явно что-то знает — он стал куда смелее, чем раньше. Вчера он выгнал одного из моих дилеров из своего района. А этот телохранитель Марьи Антоновой… он уже несколько недель висит надо мной, как назойливая муха!
— И чего ты тогда хочешь от меня? — вспылил Роман, ошарашив своего отца этой вспышкой. — Ты сказал мне не лезть тебе под руку, и я не лезу, разве не так?
— А теперь ты мне нужен, Ромик. Выясни, что затеял Дима, — потребовал Кощей, и Роман поднял глаза, пылающие огнем безумия — это было именно то состояние, которого Саша надеялась от него добиться.
— У меня своих проблем хватает, папа! — закричал Роман так, что стены зазвенели. Его кулаки искрили смесью ярости и магии. — Я здесь не для того, чтобы шпионить за твоим любимым сыном!
— Что с тобой не так? — поддел его Кощей, но Саша с трудом сдержала смешок.
— Что со мной не так? — переспросил Роман. — Это твоя вина, папа! Ты убил её, не я! Ты, — он пробормотал себе под нос, — и твоя сделка с Бабой Ягой.
— Ромик…
— Просто уходи, — прорычал Роман, сжав челюсть и кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони, а затем провёл рукой по лицу. — Если Дима подводит тебя, может, это то, что ты заслужил.
Кощей замер, глядя на сына в тишине, тяжелой словно свинец.
— Ромик, — сказал он наконец. — Ты никогда раньше так со мной не говорил.
— Что ж, значит, давно пора, — бросил Роман, прошёл мимо отца и хлопнул дверью.
Кощей остался стоять в этом безмолвии, раздумывая над своими потерями. А Саша мысленно поздравила себя с успехом: в конце концов, она сильно опережала график.
Уничтожить его армию.
Димитрий ушёл. Роман был практически бесполезен.
Саша почти улыбнулась, глядя, как Кощей Бессмертный опустил голову в ладони. И всё же, внезапно, в её сознание закралась непрошеная мысль: а что это ей даст? В её голове, словно насмешка, прозвучал голос Льва, смеющийся так, как умел только он: никакие обломки рассудка Романа не залатают дыры в твоём сердце; никакой усталый вздох Кощея не вернёт тебе воздуха в лёгкие; ничего, — шептал ей Лев, — не вернёт меня.
И всё же, твёрдо подумала она, потери Кощея — это шаг к тому, чтобы они хоть немного приблизились к её собственным.
Когда-нибудь ты узнаешь, что я приложила к этому руку, — подумала она.
Но не сегодня.
Не сейчас.
Не раньше, чем ты потеряешь всё безвозвратно.
Саша скользнула в тень, готовая приступить к следующему пункту своего неумолимого распорядка, пока вокруг неё с сожалением колыхались тени.
V. 13
(Тьма)
Ведьма, известная как Баба Яга, всё чаще задавалась вопросом, не совершила ли она ужасную ошибку, позволив своей дочери вернуться в мир живых, не сделав её предварительно целой. Когда-то она знала сердце своей старшей дочери так же хорошо, как своё собственное, но теперь, впервые, Марья стала скрытной, рассеянной.
Марья была такой лишь однажды — и тот же человек, кто тогда владел её сердцем, держал его в своей власти и теперь.
— Ты снова встречаешься с Димой, да? — однажды вечером спросила Яга, глядя на спину дочери, которая склонилась над планшетами, над которыми они обе так усердно трудились.
Марья не ответила, и Яга тяжело вздохнула, занимая место рядом с дочерью.
Невысказанное: Что ещё ты скрываешь от меня?
Подразумеваемое: Впервые с момента твоего рождения, Машенька, я чувствую себя ужасно одинокой.
Сказанное вслух:
— Что с нами происходит, Машенька? — спросила Яга, наблюдая, как дочь вздрагивает от её попытки прикоснуться к щеке. Её рука зависла в воздухе. — Ты злишься на меня?