— Я… — начал Дмитрий, но осёкся, подбирая слова. — Я подозревал, что ты вернулась, — наконец признался он. — И хотел попросить об одолжении.

— М-м, — протянула Марья равнодушно. — И что, я тебе чем-то обязана?

Он смотрел на неё.

Она знала.

Она выбрала это платье специально.

— Ты мне ничего не должна, — ответил он. — Но, может быть, я всегда думал, что имею право не спрашивать.

Её улыбка стала чуть шире.

— Ты сделал то, о чём я просила?

Дмитрий замер, раздумывая, стоит ли ей говорить. Но потом решил, что она и так уже знает. Медленно расстегнув рубашку, он остановился, когда из-под ткани показался флакон на шнурке, висевший у него на шее, прямо над шрамом, оставленным её смертью.

— Ах, — заметила Марья, разглядывая его с расстояния. — Ты же понимаешь, что это — всё, что поддерживает во мне жизнь?

— Я так и думал, — признался он.

— Тогда ты понимаешь, насколько это опасно, — сказала она, сделав широкий шаг к нему. — Что станет с твоей семьёй, Дима, если никто из них не сможет меня убить? — продолжила она с интересом, свет от ночника мягко падал на её тёмные волосы. — Если Рома не сможет мне противостоять, если Кощей не сможет меня остановить…

— Я не стану причиной твоей смерти снова, Маша, — тихо сказал он. — Никогда. Чего бы мне это ни стоило. — Его взгляд упал на собственные руки. — Однако я искал тебя по другой причине.

— Ах вот как? — Она присела рядом с ним на кровать. — И что же это за причина?

Он обернулся.

Марья Антонова была дотошной. Она выбрала это платье специально. Она выбрала эту комнату, его спальню, специально. Как и в прошлый раз, когда они остались наедине, каждый дюйм между ними был результатом её выбора.

— Я хочу вернуть брата, — признался он наконец.

Её взгляд задержался.

— И почему я должна тебе помочь?

— Потому что, — сказал он, замявшись. — Потому что, Маша, — тихо произнёс он, протягивая руку, чтобы накрутить один из её локонов на палец, — это ты и я. Это мы. Потому что ты можешь, я знаю, что можешь. И потому что, — он убрал руку и аккуратно коснулся её подбородка, — я знаю, ты хочешь этого.

Она сидела неподвижно, не приближаясь к нему.

— Я едва ли могу что-то чувствовать к тебе, не имея сердца, — прокомментировала она. — Если ты рассчитываешь, что мои чувства к тебе убедят меня, ты поступаешь неразумно.

— Маша, — прошептал он, покачав головой. — Даже ты знаешь, что это ложь.

Его пальцы легли на шрам, где когда-то билось её сердце.

— Каждая частичка твоего тела и души помнит, каково это — любить меня, правда? С сердцем или без него. Я знаю, потому что сам это чувствую, — мягко продолжил он. — Иногда я просыпаюсь и понимаю, что создан для того, чтобы просыпаться рядом с тобой. Иногда я чувствую аромат твоих духов в дуновении ветерка и удивляюсь, как это возможно, что я до сих пор так хорошо знаю твой запах. Иногда я просыпаюсь с ощущением твоего вкуса на губах, — сказал он, протягивая к ней руки, — и я знаю, Маша, единственная причина, по которой ты отдала мне своё сердце, заключалась в том, что оно никогда не будет принадлежать никому другому. И мы оба никогда не смогли бы об этом забыть.

Он замолчал, заметив, что ее дыхание стало прерывистым от его прикосновения.

— Ты отдала мне своё сердце, Марья Антонова, — прошептал он, — и я сохраню его до конца своей жизни. — Дмитрий взял её за руку, аккуратно положив её ладонь себе на грудь, словно давая обет. — Я буду беречь его, — поклялся он, — а в обмен ты будешь владеть моим, навсегда. До тех пор, пока кто-нибудь не вырежет его из моей чёртовой груди.

Она ничего не сказала, только смотрела на него снизу вверх. Рассматривая его, а он, в свою очередь, рассматривал ее.

— Твои волосы снова отросли, — пробормотал он. — Почти как тогда, когда ты любила меня.

Лишь теперь Марья шевельнулась. Она выдохнула, убрала его руки и отвернулась.

— Дима, — произнесла она, не глядя на него, — я никогда не переставала любить тебя.

Он придвинулся ближе, его рука мягко легла ей на талию. Она не оттолкнула его. Он притянул её ближе, прижимая ее бедра к своим.

— И? — спросил он, и она повернулась к нему, подняв взгляд.

— Я никогда не перестану, — сказала она.

Это не было тихим признанием. Не было нежным шёпотом в темноте. Это была истина — прямая, обнажённая. И Марья не выглядела уязвимой, произнося её. Напротив, она носила свою любовь как щит, как броню. И это разрывало его. За то, что она значила для него. За то, чем они могли бы быть.

Она выбрала это платье, выбрала это место, выбрала прийти сюда, к нему, зная, что он коснётся её, что они проведут часть этой ночи вместе. Она не боялась. Она не боялась его, не боялась своей любви, не боялась ничего.

И поэтому он её поцеловал.

Его губы прижались к её, чтобы показать, что он был силён ради неё, потому что мог быть слабым. Потому что она хотела, чтобы он любил её. И он будет любить ее, без страха, до конца своих дней. До тех пор, пока его сердце будет биться рядом с ее сердцем.

На этот раз он не лежал полумертвый в своей постели. Он притянул её ближе и перевернул под себя, его руки обвили её запястья, а её тёмные локоны рассыпались по его простыням.

— Правда ли, что Стас мёртв? — спросил он.