Слава Одзаки как эксперта по Китаю открыла для него прямой путь к новой должности, благодаря которой он окажется в самом сердце логистических операций Квантунской армии. 1 июня 1939 года он поступил на работу в Отдел расследований Южно-Маньчжурской железнодорожной компании, Mantetsu. Эта железная дорога была экономическим ресурсом Маньчжурии со времен ее строительства русскими в 1898–1903 годах. Квантунская армия действительно с самого начала была сформирована как дополнение ко всемогущей администрации железной дороги. А с момента захвата Маньчжурии японцами в 1931 году железная дорога стала также центральной военной артерией японской экспансии. Из своего кабинета на четвертом этаже здания Mantetsu в токийском районе Тораномон перед Одзаки открылись беспрецедентные возможности для ознакомления с мобилизацией японской армии в Китае. В, казалось бы, безобидный Отдел расследований железнодорожной компании входил Совет по оценке потенциала сопротивления Китая, докладывавший о передвижениях китайских войск; Совет по изучению международной ситуации, собиравший разведданные, касавшиеся китайской политики; и Отдел актуальных материалов, занимавшийся анализом китайской экономики[13]. “Я смог получить множество данных и материалов о политике, экономике, внешней политике и т. д., – признается потом Одзаки японским следователям. – Кроме того, я смог отчасти ознакомиться с передвижениями Квантунской армии, а потом и с передвижениями японских военных”[14]. Одним словом, более удобного наблюдательного пункта для изучения наступления Японии на СССР не было.

Активная, пусть и беспечная, вербовочная деятельность Мияги тоже привела к неожиданной ценной находке. 4-е управление потребовало, чтобы Зорге подыскал нескольких действующих японских офицеров для работы в агентуре, – “очень трудная задача”, заметил Зорге, когда Клаузен передал ему это послание[15]. В армии процветала праворадикальная идеология, росли антикоммунистические настроения. Кроме того, военные недавно учредили собственную полицию, Кэмпэйтай, быстро становившуюся самой беспощадной организацией Японии по борьбе со шпионажем. Поэтому любые попытки завербовать сотрудников из офицерского состава были сопряжены с большим риском.

Мияги справился с этой проблемой, завербовав не офицера, а капрала запаса, быстро проявившего себя одним из лучших информаторов агентуры. С Косиро Иосинобу – известным также по прозвищу Кодай – Мияги был давно знаком благодаря своему соотечественнику с Окинавы, социалисту, учившемуся с Кодаем в Университете Мэйдзи. В студенчестве Кодай заигрывал с коммунизмом, а в 1936 году был призван в японскую армию и отслужил два года в Маньчжурии и Корее. В марте 1939 года, когда Мияги стал рассматривать его кандидатуру, Кодай уже вернулся в Токио, дослужившись до звания капрала в запасе, и работал в писчебумажном магазине[16]. “Если разразится война между Россией и Японией, это ляжет тяжким бременем не только на крестьян и трудящихся обеих стран, но и на весь японский народ, – сказал Мияги Кодаю во время их первой встречи. – Чтобы избежать подобной трагедии… я посылаю в Коминтерн различные сведения о ситуации в Японии”[17]. Разоблачив себя как агента-коммуниста, он пошел на большой риск, но добился желаемого результата: Кодай согласился добывать военную информацию у своих друзей. Капрал-идеалист даже отказался получать за это деньги.

Зорге был настолько заинтригован этим новобранцем, что по меньшей мере дважды лично встречался с ним в ресторанах Токио. Он даже телеграфировал биографию Кодая в Москву, где его кандидатуру одобрили, присвоив ему кодовое имя “Мики”[18]. Мияги настаивал, чтобы агент Мики вернулся к активной службе и получил место в мобилизационном отделе министерства обороны. Кодай вскоре стал ключевым источником информации в области организации и оснащения японской армии и предоставлял подробную информацию о переброске танков, самолетов и войск.

Анна Клаузен – пусть и нехотя – тоже заняла место в команде. Проведя несколько месяцев в ссылке в приволжских степях и в Москве под неприветливым надзором соглядатаев 4-го управления, Анна не была в восторге от Центра и его диктата. Тем не менее, по мере того как ее муж, Зорге и Вукелич были все более загружены разведработой и не могли сами выполнять курьерские функции, Центр предложил, чтобы Анна взяла на себя задачу по перевозке срочных микрофильмированных документов из Японии. Когда Клаузен сообщил Анне эту неприятное известие, она была категорически против. Шанхай после трех месяцев противостояния в 1937 году оказался в руках японцев, и вместо него Центр предлагал Анне ехать курьером в британскую колонию, Гонконг. Но Анна совсем не говорила по-английски и в знакомой обстановке Шанхая чувствовала себя в намного большей безопасности. “Я не люблю Гонконг, у меня там нет друзей, и там нечего покупать”, – сетовала Анна своему мужу[19].

Анну все же удалось уговорить, и в ноябре 1938 года она отправилась в первую свою курьерскую поездку в Шанхай. Она везла в багаже $3000 наличными (услуга бизнес-партнеру Клаузена, которому нужно было отправить деньги в Швейцарию, а из Шанхая это было сделать проще, чем из Токио) и небольшой пакет с личными подарками от Зорге Кате. В спрятанном под грудью тряпичном свертке Анна везла 20–30 крошечных жестянок с микропленкой, содержавшей тайны допроса Люшкова. В Шанхай она добралась приблизительно 10 декабря, доставив содержимое бюстгальтера в целости и сохранности. Встреча была назначена в кафе “Палас-отеля” и в вестибюле гостиницы “Катай”. По указанию Центра Анна должна была прийти с желтой сумочкой и в белых перчатках – идиотская задумка, которая могла прийти в голову только мужчине, думала она: кто будет носить белые перчатки в разгар зимы?[20]

Тем не менее она повиновалась, и в условленное время курьер из 4-го управления подошел к ней, чтобы забрать микропленки и передать посылку с $ 6000 в китайской и американской валюте, предназначавшимися главным образом для нужд резидентуры. Анна решила немедленно себя побаловать, потратив $ 700 на шубу, $ 500 она положила на частный счет своего мужа в Гамбурге, а еще $ 1000 – на свой личный счет в Банке Гонконга и Шанхая[21]. Сделав еще ряд покупок для бизнеса мужа, она истратила почти все деньги – что, на ее взгляд, было только справедливо, ведь Зорге многие годы без всяких ограничений влезал в доходы бизнеса Макса, чтобы покрывать расходы агентуры. Анну вынудили работать курьером на Советы вопреки ее явно капиталистическим интересам. Большая часть денег 4-го управления оказалась в карманах Клаузенов, что неизбежно порождало вопрос: кто может распоряжаться прибылью компании, учрежденной на деньги Москвы, – Клаузен или Центр? Этот вопрос усугубляло еще одно обстоятельство: в начале 1939 года Зорге передал Клаузену бухгалтерию агентуры, а значит, он должен был сам покрывать собственные расходы и выплачивать жалованье себе, а также Бранко Вукеличу и его жене Эдит. Поскольку единственным источником финансирования из Москвы были нерегулярные курьерские поездки в голландские и американские банки в Гонконге и Шанхае, фактически деньги на всю операцию все чаще поступали из компании Clausen Shokai, Inc. В сущности, Макс Клаузен лично субсидировал самую успешную – и дорогостоящую – агентуру Советского Союза. Чем больше накалялась обстановка в последующие годы, тем чаще Анна задавалась вопросом, стоит ли того не только сам риск, но и получаемое ею и ее возлюбленным Максом вознаграждение[22].

Обычно Зорге относился к финансовым делам агентуры с офицерской легкомысленной небрежностью. Его гораздо больше беспокоила растущая вероятность возникновения военного альянса между Германией и Японией, намного более масштабного, нежели уже существующий туманный Антикоминтерновский пакт. Заинтересованность Берлина в подобном альянсе была очевидна: возможность нападения Советского Союза на Германию будет существенно снижена, если Япония возьмет на себя обязательства нанести удар по восточному флангу СССР. Интерес Японии был менее очевиден. Японская армия нацелилась на завоевание не только значительных территорий Китая, но и советского Дальнего Востока. Самые активные офицеры – в том числе члены сформированного министром обороны Сэйсиро Итагаки праворадикального “Общества сакуры”, инициировавшего инцидент в Маньчжурии, – приветствовали экспансионизм Гитлера, им импонировало его восхваление нации, антикоммунистическая позиция и презрение к старому мировому порядку, в котором доминировали победители Первой мировой войны. Гитлер только что унизил британского премьер-министра Невилла Чемберлена, демонстративно проигнорировав обязательства, взятые на себя Германией годом ранее в Мюнхене после оккупации Судетов, и аннексировав 15 марта 1939 года всю Чехословакию. Воинственная группировка японской армии жаждала повторить этот опыт в Азии.