— Я люблю тебя.

Он берет меня за запястье, но не отдергивает руку.

— Я не знаю, как ты сможешь.

— Где это будет? — начинаю дрожать.

Он знает, о чем я спрашиваю. Он протягивает руку за моей шеей и немного в сторону, чтобы коснуться какого-то места: — Здесь.

Я киваю.

— Прими это, — говорит он, протягивая две таблетки.

— Что это?

— Они вырубят тебя. Ты не почувствуешь этого, не тогда, когда это происходит.

— Как?

— Седативное. То же самое, что они дали тебе после Люсинды. Ты должна принять их сейчас и выйти со мной. Если ты потеряешь сознание на посту, Грегори подумает, что ты потеряла сознание от страха.

Я киваю, принимаю таблетки. Проглатываю их сухими.

— А что будет, когда я проснусь?

— У меня уже есть обезболивающее. Сильное. Ты можешь принимать его, пока все не заживет. Пока не перестанешь чувствовать боль.

Я снова киваю. Что я могу сказать, чтобы он не чувствовал себя еще хуже, чем сейчас?

— Мне жаль, Хелена. Мне очень жаль.

Мне требуется все, что у меня есть, чтобы заставить его улыбнуться: — Давай покончим с этим, — я уже чувствую таблетки.

Себастьян прижимается ко мне, пока мы спускаемся по лестнице. От запаха огня снаружи у меня сводит живот, и я думаю, что меня бы вырвало, если бы я съела что-то большее, чем два крекера, которые мне удалось съесть ранее. Двери во внутренний дворик, как обычно, открыты, и я вздрагиваю от прохладного воздуха, когда мы выходим на улицу.

— Ты можешь передумать, — говорит Себастьян, пока мы идем к столбу, где горит второй костер. Там, в свете этого второго костра, Грегори стоит и ждет.

— Нет, я не могу, — мои колени подгибаются, и Себастьян ловит меня.

— Спокойно.

— Я в порядке, — я останавливаюсь перед тем, как мы окажемся в поле зрения Грегори, и поворачиваюсь к нему, — Спасибо.

— Тебе не за что меня благодарить. Ни за что, черт возьми.

Я кладу руки по обе стороны от его лица, и ему приходится держать меня, потому что мне требуется все, что у меня есть, чтобы не упасть, и я не думаю, что это таблетки. Это страх.

— Пожалуйста, не делай этого, — пытается он еще раз.

— Я рада, что это сделаешь ты, а не он.

— Это убьет меня.

Я качаю головой, целую его рот. Затем целую его снова.

— Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю, — говорю я.

Он крепко притягивает меня к себе, и на мгновение я не уверена, что он не собирается унести меня с острова, убежать со мной, но вместо этого он поднимает меня и несет к столбу. Моя голова прижимается к его груди, а глаза закрываются, и мне приходится бороться, чтобы держать их открытыми.

Через несколько минут появляется Грегори. Он одет в черное с ног до головы, и я понимаю, что Себастьян тоже.

Позади Грега огонь искрит и злобно шипит, и я поворачиваю голову в грудь Себастьяна, когда вижу внутри него клеймо.

— Скажи мне остановиться, — его голос звучит измученно, как будто это его собираются клеймить, — Скажи мне прекратить это, блядь.

Я качаю головой, пытаясь вырваться из его рук.

Но он не отпускает меня, даже когда мы находимся на посту, где Грегори стоит и смотрит, как тот ангел над мавзолеем. Темный, красивый, постоянный и страшный, как черт.

Он ничего не говорит, ничего дерзкого или высокомерного или вообще ничего. Выражение его лица мрачное, и он не перестает смотреть на меня.

— Все в порядке, — говорю я Себастьяну, чьи глаза горят на его брата, убивая его одним лишь взглядом, — Я могу стоять.

Он смотрит на меня сверху вниз, и я никогда не видела его таким. Его глаза, вот такие. Полные тревоги, ненависти, жалости, раскаяния, всего сразу.

Грегори двигается, берясь за одну из моих рук, пока Себастьян ставит меня.

Вниз. Он поднимает его над моей головой, и я думаю, что если он отпустит его, он упадет на мою сторону. Я думаю, что если Себастьян отпустит меня и если я не буду связана, я упаду на землю.

Себастьян поднимает мою вторую руку и фиксирует меня, и мне требуется все, что у меня есть, чтобы выпрямить ноги, встать на них.

Я упираюсь лбом в столб. Несмотря на прохладу, я потею и слышу, как они разговаривают позади меня, но, должно быть, я впадаю в беспамятство, потому что не могу понять, что они говорят. Я только слышу, как они спорят, прежде чем чувствую, как что-то обхватывает меня за середину и я кричу.

— Шшш, — это Себастьян, — Это не оно. Еще нет.

Он откидывает волосы с моего лица, чтобы я посмотрела на него, и мне трудно держать глаза открытыми, но я не уверена, почему я борюсь с таблетками. Я хочу, чтобы меня вырубило, когда они это сделают. Когда он выжжет свою метку на моей коже.