Я опустился рядом и не знал, что ей сказать, а потом крепко сжал ее холодные пальцы.

— Он не умер, а ушел. В другой мир. Там тепло и нет радикулита, а еще много-много дерева, из которого он будет делать свистульки для детей, — ворох слов сыпался из меня, как из котомки.

Бабка Анфиса удивлённо на меня посмотрела, словно увидела впервые.

— А ты что здесь делаешь? Неужто почуял?

Ее зрачки вдруг расширились, заполнив чернотой всю радужку, и я смог разглядеть в них свое отражение.

— Вижу! — замогильным голосом произнесла она. — Вижу на тебе печать смерти! Теперь жить тебе на два мира. Одним глазом здесь, другим там. Говорить с ними. Исполнять их желания. Нести бремя.

— Что за чушь ты несёшь?! — опешил я.

От звука моего голоса бабка Анфиса вздрогнула, и ее взгляд стал прежним.

— Святые духи! Витюша! Да как же это так?! Вот уж не думала, что придется мне увидеть такое…

— Да скажи ты толком! — когда она начинала так меня называть, то это значило, что все плохо. — Что ты такое увидела?!

— Дар твой проклятый, — шепотом проговорила она. — Смертью пахнет. Беда, всегда говорят, не приходит одна. Вот сначала Серёженька, а теперь и ты.

— Да что ты меня хоронишь раньше времени, старая?! Расскажи толком, что за дар такой?!

Бабка Анфиса ответила не сразу, а все смотрела на светлеющее небо. Из глаз ее уже не текли слезы, но морщинистое лицо было печально.

— Есть такие маги, которые умеют заглядывать на ту сторону. На Изнанку мира. Там, говорят, мучаются души. Им уже не попасть в мир живых, а незавершённые дела не дают отправиться дальше…

Что-то такое мне и Санёк говорил.

— … маг может помочь душам выполнить желаемое, но тем самым он только сильнее привяжет себя к Изнанке, — она с грустью посмотрела на меня. — Смерть теперь ходит с тобой рядом.

— А этим душам верить можно?

— Врать они не могут, а вот не договаривать вполне. Витюша, неужели ты уже?!

Она отстранилась от меня, поднялась и внимательно на меня посмотрела.

— Зайди. Глянь, — бабка махнула в сторону двери дома Михалыча.

Кивнув, я поднялся и переступил порог знакомого дома. Все вещи покойного были аккуратно разложены. Деревянные заготовки, посуда, да детские свистульки лежали на верстаке, который находился тут же, в сенях.

Я прошел дальше. В глубине души мне было страшно. Хоть я уже и видел трупы, но то был убитый разбойник, а это… Это же Михалыч!

В комнате царила прохлада — кто-то открыл все окна. Наш плотник был накрыт белоснежной скатертью и мирно лежал на кровати.

Никаких теней и туманных завихрений я не обнаружил. Положа руку на сердце, я был рад, что ничего не увидел.

Но все равно подошёл к Михалычу и дотронулся до его ледяной кожи.

Ничего не произошло.

Пожав плечами, я вернулся к бабке. Она уже стояла, тяжело опершись на забор, и все смотрела на небо. Услышав мои шаги, обернулась.

— Ну? — нетерпеливо спросила она.

В ответ я мотнул головой.

— Хорошо, это хорошо, — пробормотала она. — Дождись Василия, я за ним послала. Он должен организовать все. А я уже стара для такого.

— Бабуль, — позвал я ее. — А что ты ночью делала?

— Что? — она непонимающе обернулась, долго на меня глядела, а потом кивнула сама себе. — Сны мне в последнее время тяжелые снились. Думала, одним глазком посмотрю, что там в грядущем. А видишь, как оно обернулось. Теперь вот понять не могу, то ли про Сереженьку, то ли про тебя. А, может, и про все сразу.

Она побрела в сторону нашей избы, оставив меня одного. Я внимательно пригляделся к ней. Вдруг темные завихрения увижу? Но нет, ни единой тени не следовало за бабкой.

Я украдкой перевел дух, тяжело опустился на ступеньки и стал ждать Василия Петровича.

Жизнь в деревне замерла на время после смерти Михалыча. Бабка со мной старалась не разговаривать, отослала к Саньку, а сама принялась мыть печь. Она все время куталась в черную шаль и хмурилась чаще обычного. Впервые за два года видел ее в таком состояние.

Похороны назначили на второй день.

Санек все крутился вокруг меня, пытаясь узнать у меня, что я видел, но я лишь отмахивался и полдня посвятил дровам. Уж больно хорошо прочищает мозги физический труд.

Дом Михалыча не трогали. Василий Петрович повесил на дверь амбарный замок, приговаривая про то, что душа умершего должна окончательно покинуть это место. А вот потом, через неделю, можно будет и прибраться.

По его глазам я видел, что он бы и раньше туда залез, уж больно много у Михалыча зачарованных вещей было, а наследников — нет.