Чаще всего я выходил из подъезда жилого дома на малознакомой улице. Раз или два оказывался в подсобных помещениях какого-нибудь магазинчика и вынужден был объясняться с удивленными хозяевами.

А кто бы не удивился, заметив в своем магазине невесть откуда взявшегося незнакомца?

А однажды дверь открылась в городскую канализацию. И из роскошного зала с фонтаном я шагнул прямиком в трубу, по которой текли нечистоты.

То еще было приключение!

Я выбрался из канализации неподалеку от городской стены. И шагал пешком через весь город, потому что ни один извозчик не соглашался меня везти.

— Так-то оно так, — кивнул Библиус. — Но один раз можно сделать исключение, так уж и быть. Куда выходит дверь твоего дома?

— В сад, — заинтересовавшись, ответил я.

— Как твой сад выглядит, ты помнишь? Что видно с крыльца?

— Ограда, за ней растет молодой клен, а дальше дорожка, которая ведет к реке, — принялся перечислять я.

— Да мне-то ты зачем это рассказываешь? — отмахнулся Библиус. — Прежде, чем выйти из библиотеки, закрой глаза и представь свой сад, как можно подробнее. Как будто видишь его по-настоящему.

— И это сработает? — удивился я.

— Все зависит от тебя. Попробуй, и узнаешь.

— Вот это да! — восхитился я. — А почему ты раньше мне об этом не рассказывал?

— Чтобы тебе не пришло в голову использовать Незримую библиотеку в качестве удобного транспорта, — ехидно ответил седобородый старец. — Она, знаешь ли, не для этого предназначена.

— Учту, — рассмеялся я. — Впрочем, извозчики все равно привычнее. Да и дешевле — их не надо угощать пирожными.

Потом сделал серьезное лицо и благодарно кивнул:

— Спасибо, Библиус. Мгновенно оказаться в своем саду — именно то, что мне сейчас нужно. День выдался долгий.

— Иди уже, тайновидец!

Библиус Марий Петроний легонько подтолкнул меня в спину.

Я взялся за дверную ручку, крепко зажмурился и представил свой сад. Даже увидел, как прутья ограды блестят в лунном свете.

Потом толкнул дверь. Шагнул вперед и открыл глаза.

— Библиус, у меня получилось! — весело сообщил я хранителю библиотеки, вдыхая запах зацветающей старой вишни. — Стою на собственном крыльце.

— Рад за тебя, — ворчливо откликнулся Библиус. — Закрой дверь, чтобы не налетела пыль. И не забудь поговорить с хозяином кофейни.

Он демонстративно чихнул.

Я улыбнулся и захлопнул дверь.

Потом еще раз втянул в себя воздух и удивленно нахмурился.

Пахло не только зацветающей вишней. Вечерний ветерок донес до меня запах дыма и жареного мяса. А из-за угла дома слышались тихие голоса.

У меня гости?

Если дом их впустил, да еще и позволил разводить огонь, значит, это друзья.

Я сбежал с крыльца и обошел дом.

Посреди моего сада стояла деревянная беседка. Она выглядела так, словно была здесь всегда — резные столбики, подпиравшие крышу, потемнели от дождя и солнца, деревянные решетки шпалер обвивал дикий виноград, а в перилах не хватало одной планки.

Вот только я точно знал, что еще утром беседки не было. Снова причуды моего живого дома? Он решил, что в беседке удобнее принимать гостей?

Рядом с беседкой дымил длинный мангал. Он был изготовлен в виде оленя с ветвистыми рогами. В мангале тлели угли, на них жарилось мясо на решетке. Мясной сок с шипением капал в огонь.

На левом роге оленя небрежно висела полицейская фуражка. Огонь, пробегавший по углям, бросал отсветы на металлическую кокарду. Возле мангала неуклюже топтался широкоплечий детина в расстегнутом мундире.

Кажется, мясо у него подгорало.

— Сева, тащи воду! — взревел детина, хватая решетку.

Тут же уронил ее и заплясал, дуя на обожженые пальцы:

— Черт, горячо!

— Мишка! — рассмеялся я.

Ну, конечно! Мой лицейский приятель Миша Кожемяко заглянул ко мне, да еще и вместе с его сиятельством Севой Пожарским.

— Сашка!

Неуклюже повернувшись, Миша толкнул решетку, и она шлепнулась в траву.

— Черт!

Подбежавший Сева с размаху выплеснул в мангал стакан воды. Угли сердито зашипели, над мангалом поднялись клубы пара и пепла.

— Да куда ж ты плещешь? — рассердился Миша. — Осторожнее лей.

— А мясо где? — удивился Сева.

— А, дьявол!

Миша осторожно поднял решетку и снова водрузил ее на огонь.

— Теперь все мясо в траве, — возмутился Сева. — Его мыть надо.