Его лицо морщится, и он смотрит на звезды, но уже слишком поздно. Я уже видела тот самый момент, когда разбила ему сердце.

— Райан, не плачь.

— Я не плачу.

Даже в тусклом свете он не может скрыть слез. Я обхватываю ладонями его щеки, наклоняю его голову к себе и смахиваю их большим пальцем. Нет ничего хуже, чем видеть, как ему больно. Я бы взяла на себя всю боль и перенесла ее сама, если бы это означало, что я смогу вернуть его улыбку.

— Это ебать как отстойно. И это так больно, — выдыхает он, а я киваю и смахиваю собственные слезы. — Мы можем пойти домой?

— Ко мне?

Я бы не стала винить его, если бы он передумал. О сегодняшнем вечере и обо мне. Он кивает, вытирая глаза тыльной стороной ладони, и мы продолжаем идти в тишине.

В моей квартире я помогаю ему снять куртку и ботинки. Он даже не пьян, просто переполнен эмоциями и измучен, что неудивительно, учитывая, как мало мы спали последние несколько ночей. С сексом и катанием на лыжах мои бедра никогда так сильно не напрягались.

Он позволяет мне взять его за руку и отвести в гостиную. Я включаю настольную лампу, усаживаю его на диван и спешу сменить лыжное снаряжение на удобную одежду. Я почти ожидаю, что найду его спящим, но когда сажусь, он кладет голову мне на колени.

Мы были подростками и смотрели какой-то дурацкий рождественский фильм когда сидели так в первый раз. Мы бесились, но все началось с невинной щекотки, а закончилось тем, что мы тяжело дышали, а он смотрел на меня так, как сейчас. Наш первый поцелуй случился на следующий день. Я всегда думала, что именно это стало для нас точкой невозврата, но, вероятно, мы переплелись друг с другом задолго до этого.

Откидывая волосы с его лица, он удовлетворенно мычит, подставляя свое тело моим прикосновениям. Это опасный круговорот. Даже испытывая боль, мы находим утешение друг в друге, но это утешение превращается в еще большую боль, когда наши пути расходятся.

Единственное, что может быть хуже, чем быть с ним всего две недели в году — это знать, что он мой, но не получать от этого никаких преимуществ. Никакой близости, поцелуев, понимающих улыбок через всю комнату. Нам пришлось бы жить отдельно друг от друга, так и не обнявшись на ночь или не пообедав вместе. Мы не созданы для такой пытки.

— Я думал, что смогу забыть тебя, — тихо говорит он. — Но не смог, и мне не понравилось то, что ты сказала, что тоже пыталась забыть меня.

— Тс-с, уже поздно. Нам не обязательно говорить об этом.

— Ты сказала, что не можешь представить себе ничего хуже, чем любить меня.

— Что?

— Когда мы виделись в последний раз. Это было то, что ты сказала, — его рука обвивается вокруг моей спины, и он прижимается щекой к моему животу, и вся тяжесть выплескивается наружу вместе со вздохом. — Ты сказала это, а я улизнул от тебя на следующее утро, и мне было так плохо от этого, что в аэропорту меня вырвало в мусорное ведро.

— О, Боже.

Джакузи, мое почти признание.

Я до боли прижимаю ладони к глазам. Я не это имела в виду, и в любом случае, было бы нелепо притворяться, что не люблю его, когда уже полюбила. И до сих пор люблю.

Я бессчетное количество раз перебирала в памяти события той последней ночи, пытаясь понять, что же пошло не так. Запутавшись в простынях, он выскользнул от меня, пока я была в таком состоянии блаженства, что не до конца осознала, как «встретимся следующей зимой» слетело с моих губ. Он разозлился, что я не попрощалась с ним как следует? Я тоже должна была разозлиться, что он этого не сделал?

— Это не потому, что я не хотел тебя, — продолжает он. — Это потому, что я хотел тебя так сильно, что испугался, что ты можешь не захотеть, чтобы я вернулся. Думал, что это к лучшему и с головой ушел в работу, и старался не думать о тебе.

— Так вот почему ты не вернулся?

Он кивает и шмыгает носом.

— В первый год мне действительно пришлось много работать. Производство было запущено, я работал по восемнадцать часов в день, чтобы не сбиться с намеченной цели. Это было худшее Рождество в моей жизни.

— А в прошлом году?

— Честно? Не было причин, по которым я не мог бы приехать в прошлом году.

— Рыжая. Это из-за нее ты остался?

Он поворачивает голову и делает глубокий, прерывистый вдох.

— Я же говорил тебе, что у нас никогда не было ничего серьезного. Я собирался приехать, у меня даже был забронирован билет, и я бы порвал с ней, но мысленно убедил себя, что ты, вероятно, кого-то встретила.

Именно это причина — по которой все невозможно, и наш договор должен быть расторгнут. Он непрочен. В один прекрасный день мы встретим других людей, от которых захотим чего-то большего, и если это произойдет, пока мы будем связаны какими-то обязательствами друг перед другом, то никогда не оправимся. Я, конечно же, уже не смогла бы жить здесь, окруженная воспоминаниями о нем.