Мой календарь на зиму уже на две трети забронирован: вне трассовые лыжные туры, несколько семейных уроков и пара выходных занята в качестве волонтера на соревнованиях по фристайлу и сноуборду. Несколько друзей из Эдинбурга забронировали билеты на самолет, чтобы приехать и провести со мной долгие выходные.

Впереди столько всего интересного, что я даже не беспокоюсь о том, приедет ли Райан домой этой зимой. Мы обменялись несколькими сообщениями с тех пор, как он улетел домой в июле, но все уже не так, как раньше. Я не спрашивала о его планах на этот декабрь, и он не упоминал об этом. Оказывается, дружба с привилегиями не может продолжаться долго, и, честно говоря, было бы лучше, если бы он не приезжал.

Мы сделали все, что могли, выделяя время друг на друга, но у нас ничего не вышло. В этом нет ничего постыдного, но и нет смысла тратить еще один год своей жизни на невозможное. Зима без него дала бы мне возможность двигаться дальше и подумать о том, чего я на самом деле хочу от следующего десятилетия своей жизни.

Скоро горные курорты будут заполнены новым поколением энергичных, молодых сезонников, готовых заводить новые знакомства и создавать новые воспоминания. Воспоминания, как правило, длятся дольше, чем дружеские отношения, благодаря быстротечному характеру работы.

Здесь нет ничего постоянного, и часть меня задается вопросом, каково это — иметь какую-то надежность в своей жизни.

Мне почти тридцать. Я не могу вечно бегать по барам и устраивать пикап-игры. Парни, которые приезжают сюда надолго, обычно привозят с собой подружку, собаку и автофургон.

Даже не знаю, почему я думаю о мужчинах. Они мне не нужны. Ни один из них, особенно с моей коробкой игрушек под кроватью и стопкой любовных романов, чтобы компенсировать их недостаток.

В любом случае, не любовь привела меня сюда. Я переехала сюда ради себя, потому что горы всегда были местом, где я чувствовала себя счастливее всего, потому что первый утренний заезд взбодрит вас быстрее, чем любая чашка кофе. Я переехала сюда, потому что даже в холодные темные дни, когда выпадает такой густой снег, что не видно другой стороны склона, я чувствую себя частью чего-то большего. Чего-то особенного.

Здесь не бывает двух одинаковых дней, и возможность увидеть гору в ее постоянно меняющемся великолепии — подарок судьбы. На каждом подъеме и спуске есть что-то новое, вызывающее восхищение. Каждый клиент делится своими историями и опытом, и все это делает мою жизнь еще ярче.

Самое большое преимущество проживания здесь круглый год — это возможность наслаждаться всеми четырьмя сезонами, когда вам предлагают разнообразные блюда. Летом я ем много рыбы и зерновых культур, но в такие прохладные дни мне хочется чего-нибудь сытного, чего-то, что могу приготовить и наслаждаться этим блюдом несколько вечеров подряд, сидя на диване с хорошей книгой.

В двадцати минутах езды вниз по склону горы есть большой супермаркет, но я предпочитаю покупать все, что могу, у местных зеленщика, мясника и пекаря. Я выбираю свежие girolles и cepes (прим. — фр. лисички и белые грибы), первые в сезоне, пакетик риса для ризотто и головку чеснока размером с мой кулак. Из ранних кабачков получится отличный суп, если я поджарю их с оливковым маслом и тимьяном, а для приготовления пудинга мне понадобятся только сочные, спелые груши.

Выходя из магазина, я натыкаюсь прямо на входящего покупателя и ударяюсь о его грудь.

— Je suis desole (прим. — фр. Мне очень жаль), — говорю я, потирая место на лбу, на котором, надеюсь, не будет синяка. Вид раненого лыжного гида не очень приятен. Две руки обхватывают меня за плечи, удерживая в дверном проеме.

— Прости, Зайка, я тебя не заметил.

Я резко поднимаю голову и клянусь, у меня, должно быть, галлюцинации, но нет. Райан Ричмонд здесь, во всей своей великолепной красе.

— Что ты делаешь?

— Я? Покупаю кое-что на ужин, — говорит он, протягивая пакет из соседней мясной лавки.

Насколько сильно я ударилась головой?

— Не здесь, в супермаркете, — шиплю я. — Здесь, здесь. Что ты делаешь в городе?

— О, — пожимает он плечами, и в уголках его рта появляется едва заметная ухмылка. — Теперь я здесь живу.

У меня в горле застревает неловкий стон, слезы наворачиваются из ниоткуда.

— Что значит, теперь ты живешь здесь?

— Je vis ici maintenant (прим. — фр. Теперь я живу здесь).

— Какого хрена? — я бью его по руке, и, честно говоря, он это заслужил. — Прекрати валять дурака. С каких это пор?

— Я здесь уже… — он отсчитывает пальцы на одной руке, ухмыляясь, когда следит за мной. — Думаю, пять дней. Все еще немного не в себе после смены часовых поясов.

— Почему ты здесь?

Райан склоняет голову набок и делает глубокий вдох.

Его рот открывается и закрывается пару раз, и что бы он ни пытался сказать, я бы хотела, чтобы он поторопился и вывалил это.