В-третьих, возникали открыто «антиправительственные» настроения. Такие факты, разумеется, имелись и ранее — в частности, в 1940-х и 1950-х гг. — однако тогда они базировались на марксистско-ленинской платформе, с позиций которой шла критика советской реальности [570] . Так, в 1958 г. к восьми годам заключения за «антисоветскую агитацию и пропаганду» был осужден двадцатисемилетний архангельский экономист С. Пирогов. Под влиянием ранних работ К. Маркса и опыта югославских коммунистов он пришел к выводу о том, что общественный строй в СССР был не советским, а «некапиталистическим» [571] . В нелегальных листовках, распространявшихся в Москве и Ленинграде в 1965 г., утверждалось, что советская «конституция… это сплошной позор… для коммунизма» [572] . Тем не менее большинство авторов критических высказываний и поступков тогда еще не ставило под вопрос необходимость дальнейшего развития СССР как социалистического государства [573] .

Однако постепенно социалистическое течение, господствовавшее в «оппозиционных» проявлениях, стало утрачивать свое лидерство, уступая место таким направлениям, как правозащитная деятельность, пацифизм и даже национал-социализм [574] . В 1967 г. Г.Л. Смирнов, выступая на конференции, посвященной проблемам «социалистического сознания», заявил, что «некоторая часть литераторов» проповедует идею, что «коммунизм, точнее сказать — культ личности, и фашизм — это явления одного порядка» (в одной из его статей было дано объяснение, что приверженцы таких идей имели в виду «общую почву» этих двух идеологий «в фетишизации власти, низком уровне массовой культуры и социальной демагогии», «подавлении свободы личности и свободы творчества»). Сравнение коммунизма с фашизмом уже было за гранью «антисоветчины». Кроме того, Г.Л. Смирнов обвинял «отдельных историков» в том, что они «пытались пересмотреть с ревизионистских, буржуазных теорий некоторые основные этапы нашей истории и навязать нашему народу, подрастающему поколению чуждые взгляды» [575] . (В этом был явный намек на известного советского историка А.М. Некрича, издавшего в 1965 г. книгу «1941, 22 июня», которая была запрещена решением партийных органов, а сам Некрич в 1967 г. был исключен из партии.)

В СССР все большее распространение получала нелегальная, в том числе антисоветская литература [576] , начали действовать диссиденты. Большое воздействие на критически настроенные слои интеллигенции оказало вышеупомянутое дело А.Д. Синявского и Ю.М. Даниэля. Советские идеологи отмечали, что в обществе к ним возникло «моральное сочувствие даже со стороны тех, кто не разделяет их взглядов», следствием чего стали «попытка взять их на поруки, требования «бороться с идеями лишь идейным оружием» [577] .

Наконец, угрозы для советской идеологии включали в себя усиление в СССР националистических проявлений и «религиозный вопрос». В 1950-х и 1960-х гг. было отмечено несколько фактов беспорядков на этнической почве, а также стихийные выступления верующих против закрытия монастырей и церквей [578] . Власти считали, что причины роста национализма включали «усиление идеологической борьбы» в мире, а также то, что «языковые, бытовые, культурные и иные различия при отсутствии соответствующей идеологической работы могут порождать известные противоречия между представителями различных национальностей». Идеологи полагали, что «в ряде республик отмечается недостаточное подчеркивание линии на сближение наций как ведущей тенденции в развитии национальных отношений в СССР», и наоборот, «чрезмерный упор делается на национальные особенности» [579] . Процесс формирования единой советской политической нации явно хромал.

В стране было выявлено «значительное влияние религии на детей и юношество», приспособление религиозных организаций «к изменившейся обстановке», в том числе модернизация ими своего вероучения (например, сближение «социальных и нравственных идеалов религии и коммунизма»), а также «антисоветская деятельность» ряда конфессий. Особенно высокой сохранялась религиозность населения в Прибалтике, Средней Азии, Молдавии, западных областях Украины и Белоруссии, ряде районов Кавказа [580] . В 1960-х гг. в органы власти поступали жалобы верующих, которые содержали несогласие с советской атеистической политикой и имели характер протеста в адрес идеологической системы [581] .

На массовое сознание в СССР оказывали воздействие международная «идеологическая» ситуация и пропаганда из-за рубежа. Советские идеологи признавали, что одной из причин «колебаний» в социуме был «нарастающий поток информации о событиях, происходящих в мире», в том числе «идеологическая борьба на международной арене» [582] .

В апреле 1965 г. в записке, направленной в ЦК КПСС, главный редактор журнала «Политическое самообразование» А.С. Вишняков сообщал, что «советские люди… хотят знать, какова реальная обстановка в коммунистическом движении, что конкретно делается для преодоления разногласий в нем, каковы трудности на этом пути». Эти трудности советские граждане хорошо видели. В начале 1966 г. во время лекций, проводившихся лекторами Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, некоторые люди даже выдвигали предложение о «[вос]создании Коминтерна [583] в связи с разногласиями в международном коммунистическом движении» [584] .

Закономерно, что наиболее сильное беспокойство у граждан страны вызывали самые «сложные случаи» в мировой системе социализма. Их интересовало отношение компартий Румынии и Албании к событиям в Китае и то, «какие компартии следуют политике китайских руководителей». Люди переживали из-за ухудшения отношений между СССР и отдельными соцстранами. Они признавали, что в разногласиях между СССР и Китаем виновата КПК, однако при этом беспокоились, «не было ли ошибок, допущенных со стороны Хрущева, которые сейчас нам следовало бы признать?» Советских граждан интересовали перспективы улучшения отношений с Албанией и Югославией, возможности изменения «югославскими товарищами своей ревизионистской политики» [585] . Таковы были настроения лояльных к советской системе граждан.

Гораздо более опасным для властей СССР было, когда разногласия в международном коммунистическом движении рассматривались советскими людьми «как свидетельство крушения веры в «абсолютную истину» марксизма». КГБ видел в оппозиционных настроениях, возникших в стране, влияние «идей и взглядов, заимствованных из политических платформ югославских руководителей, чехословацких дубчековцев и некоторых западных компартий». Тяготение среди части интеллигенции СССР к «демократическому социализму» и либерализму, как считали власти, было вызвано влиянием идей Итальянской и Французской компартий [586] .