Грег старался размышлять логически. Во-первых, три часа в данном случае ничего не решают, считает он. Во-вторых, нам с Мартой тоже нужно было побыть на балу. Попасть туда и сразу уехать, не воспользовавшись перспективами бала, это кощунство.

Поэтому, как и обещал, Грег уезжает в родительское имение к жене, как только мы оказываемся дома.

Мы остаёмся с Мартой на попечение её матери. Три дня проводим дома, не посещая светские рауты, пока нездоровится Марчел.

На четвёртый Марчел решает отвезти нас в легендарный Вилинт-парк.

Глава 8.

Настоящее время.

Имение Марчел и Стефана Свифтгард.

— О, дорогая, как я рада, что ты приехала, — произносит тётя Марчел, целуя меня в обе щеки.

Дом Свифтгардов — это единственное место, где мне действительно всегда рады. Я это знаю точно. У каждого человека должно быть место, где он может бросить свой якорь. Чтобы ни случилось. Когда необходимо переждать бурю или шторм. Либо насладиться штилем и поделиться своим счастьем. Либо горем. Или попросить совета, оказавшись на распутье жизни, как я. Не важно. Это место, где тебя всегда ждут и тебе всегда рады. Без такого места человек теряется в этом огромном мире. Лишённый поддержки, блуждает в потёмках и долго не может найти свой свет, или причал.

К сожалению, у себя дома я не ощущаю должной поддержки. Не ощущаю себя в своем месте. Отец растил меня в строгости и в то же время какой-то отстраненности. Но я его не виню в этом.

Он дал мне достойное образование, кров над головой, одежду и наряды, полагающиеся девице моего возраста и положения. Я не голодала, а наоборот, вкушала здоровую и полезную пищу. Отец вывел как положено в свет. Он обеспечил меня всеми материальными благами, которые требуются в наше время барышне из высшего общества.

Я даже уверена, что он по-своему любит меня и искренне желает счастья. Но чаще мне кажется, что папа просто не знает, что со мной делать и как общаться. Куда проще нанять штат прислуги и перепоручить меня на них.

Тёплые слова поддержки, разговоры по душам, да даже просто невинный разговор о чем-нибудь, кроме как "сегодня приедет миссис Мопс, твоя новая учительница по танцем. Надеюсь, ты меня не разочаруешь, " — душевное тепло — это не про нас с отцом.

Я раньше часто задавалась вопросом, что было бы, если бы была жива мама. Я её совсем не помню. Но, говорят, я на неё очень похожа. Как говаривала моя няня, которая была приставлена ко мне ещё при жизни матушки: "Ох, как так может? Одно лицо ведь. Те же глазищи и чернявые кудряшки. Ваша матушка их очень не любила, кудряшки эти. Всё чешут, чешут ей их, а они хоть бы хны. Да и фигурка у вас ладненькая, как у матушки. От женихов отбоя не будет. Ох, и наплачется с вами батюшка…"- прибавляла, деланно вздыхая.

Конечно, нянюшка преувеличивала. Красавицами по общепринятым меркам нас с мамой назвать нельзя: кожа не бела, родинки есть, волосы не блондинистые, да и черты лица не идеальны. Но висевший единственный портрет матери в галерее в нашем доме действительно передавал безусловное наше с ней сходство и миловидность.

Марчел в отличие от своей младшей сестры, моей мамы, имеет более типичную внешность для красавицы. Несмотря на годы, её лицо сохранило свою прелесть, незначительные морщинки ни сколько не портят его, а придают определённый шарм. Крупные глаза продолжают сиять синевой, а сегодня и радостью. Марчел всегда искренне радуется моему приезду. Пухлые алые губы и белизна кожи передались от неё и Марте. А форма лица сердечком — это отличительная чёрта всех женщин нашего рода.

Возраст сказался, вероятно, только на фигуре тётушки. А может во всём виновата её преданная любовь к сладкому и мучному. Но как ни прискорбно, но былые точеные формы изрядно расплылись, превратив Марчел в пышечку. Весьма подвижную и смешливую.

— Мартин, — кричит тетушка слуге, — ступай, готовь графине апартаменты и вещи отнеси. Не гоже леди носить свой багаж. А это что, — уже ко мне обращается, — всего один чемодан? Да маленький какой? Это что же получается, ты к нам ненадолго?

— В этот раз я без мужа, тетушка, — отвечаю, передавая дворецкому свой дорожный плащ с перчатками, — Как знаете, он пока не выездной, — мой голос дрогнул, — поэтому да, я всего лишь на два дня.

— Ох, как жаль, — раздосадованно, — а Марта так ждала тебя. После того как Грег утащил Филиппа по делам, она совсем приуныла. Сам нормально не живёт с женой и другим не дает, — это она про Грегори, — Мало одного, одолел со своими походами. И что из этого вышло? Он о матери хоть думает? А? Вдруг как Марк, — спохватывается, прикрывая рот ладошкой, и смешно выпучивает глаза, — прости старую дуру. Но знаешь ли, теперь ему и походов-то мало! Он теперь в город мотается. Да часто как! Весь деловой! Да ладно один, так ещё и Филиппа подбил. А тот и рад стараться. Тоже делец нашёлся. Шерстяные магнаты, мать их. Марта вся извелась. Родила-то совсем недавно, — вздыхает, — Ну ладно, ступай наверх, — вновь оживляется, — приводи себя в порядок с дороги и присоединяйся к нам. Ужин накрыт в малой столовой.

***

— И что ты думаешь делать дальше? — тихо начинает Марта после непродолжительного молчания.

Мы сидим в беседке и пьем чай. На сад уже опустились сумерки. Суматошный день подходит к концу. Карапуз Роджер уложен, главные новости и сплетни рассказаны.

Я задумчиво разглядываю причудливые очертания деревьев и цветов, что выхватывают из темноты немногочисленные фонари. Так тихо, что даже слышен шелест листвы и стрекот кузнечиков.

— Не знаю, — признаюсь, вздыхая.

Молчу.