Один из главарей отключил связь и жестом показал Змею следовать его примеру, чтобы на той стороне их не услышали.

— Прикажи парням кончать ее, и давай заканчивать с этим цирком, — этим главарем был Монах. И он не просто советовал, а настоятельно рекомендовал. Тон его голоса был не командирский, но и не как у подчиненного.

Змей колебался. В наушнике все так же раздавался голос Кармиллы.

— Волк, сволочь! Ответь! Если ты сдохнешь, то клянусь, я воскрешу твое бездыханное тело и убью еще раз!

И ведь она даже не врала. Засунуть в труп чип — и вот новый ходячий покойник.

Змею понравилось представлять заносчивого капитана в виде зомбака.

Волк не возвращался слишком долго, а молчание вольников становилось все более гнетущим. Змей нажал кнопку микрофона. С его губ уже собирались сорваться три заветных слова: «валите эту суку».

И тут земля задрожала, а деревья вдалеке зашевелились. Звук становился громче, локомотив приближался. С характерным треском рухнули несколько высоких стволов. А затем появился он.

Бог войны собственной персоной.

Он был на коне! Точнее, на трицератопсе. Волк стоял на широком загривке ящера и держался за воротник, как капитан за штурвал. Его изодранный плащ развевался за спиной, как штандарт, переживший тяжелый бой, но так и не павший в грязь.

— Эй, а он же без плаща был, когда ускакал, — почесал маковку Саблезубый. — Ну точно же! Только ранец за плечами…

— Отрос по дороге вместе с яйцами, — плюнул Змей.

Его морда недовольно кривилась, даже желтый глаз будто начал поблескивать. Слишком уж Волк харизматично выглядел в этот момент. А еще мерзавец казался чертовски довольным собой — прям светился улыбкой на сто ватт.

Трицератопс замедлился и неспешно пересек поляну. Стадо расступилось перед ним, как свита перед королем. Но настоящим повелителем был не он, а тот, кто с ним справился. Волк взирал на вольников с презрением, от чего Змей едва сдерживался, чтобы не выхватить пистолет из кобуры.

— А у этого мразюка есть стиль, — сказал Монах.

* * *

— Кармилла, милая, ты звала меня? — вышел я на связь. — Извини, мне было не сподручно отвечать.

Я подмигнул ей, глядя вниз на вольников. Как же приятно видеть багровеющее лицо Змея. Вампирша сейчас видела меня через камеры тактических шлемов на головах главарей, так что не стала ничего уточнять, просто сказала:

— Боялась, что ты подохнешь на роге этой зверушки. Очень хотелось пришить тебя лично.

Голос девушки выдавал подлинное облегчение, но форсировать беседу я не собирался. Позже припомню ей этот момент слабости. Наедине.

— Я так и подумал, — ухмылка сама растянулась. — Эй, змееныши и прочий зверинец! Выползайте из нор, и все за мной! Я покажу вам, на что способен бог войны!

И погнал трицератопса в сторону поселения тойгеров. Позади, сквозь грохот копыт, я слышал, как заводятся моторы. Полторы сотни вольников почувствовали кровь и жаждали битвы.

А уж как я жаждал!

Глава 8

Рогатый бог

Мощные ноги трицератопса заставляли землю дрожать, а я крепко держался за костный воротник, чувствуя ритм скачков всем телом. Мы уже выбрались на проторенный путь, по которому тойгеры на мастодонтах увезли из моего Волота товары и пару девиц довеском.

Денек выдался жаркий и засушливый, ни капля влаги не прибивала пылищу к дороге, так что в морды вольников летела настоящая пылевая буря.

Даже жалко, что они все в шлемах — мотоциклетных или тактических — и не прочувствуют каждую песчинку на морде, в глаза и ноздрях.

— Эй, Мотопьянь, — раздался на общей частоте голос Саблезубого. — Я вот щас внезапно вспомнил. Ты же тогда в баре шутку недорассказал.

— Чего? — послышался слегка нетрезвый ответ. — Твою мать, ну ты и нашел время!

— Да ладно тебе, вдруг я сегодня помру! — оптимистично сказал Саблезубый. — Так и не узнаю, чем там дело кончилось. Ну, помнишь, мужик труселя своей крали на харю натянул, как маску от пыли. Там еще про запах. Что за запах-то?

— Да, помню. Так-то херня шутка. Мужиком от них пахло. Перевертыш это оказался.

— Ничего, — в динамике раздался глумливый голосок вампирши. — Последняя шутка перед смертью не обязана быть смешной. А чего ты так на меня смотришь, Пьянюшка? Я не про тебя, а про Саблезубого!