После возвращения на Волот мы далеко не сразу преступили к планированию дальнейших действий.

Во-первых, мы поднялись на верхний ярус избушки, и я церемонно ввел код на взрывном устройстве, которое прикрепил к пусковой ракетной установке.

Во-вторых, пришлось выгонять зверье, набившееся в шагоход, пока его рампа оставалась открытой. Одни пауки-змееловы чего стоили. А уж сколько их излюбленной добычи к нам успело заползти! Я даже не удержался и подколол на эту тему Змея. Да не суть.

Все слишком устали и просто хотели отдохнуть. Военной дисциплины вольники не знают, так что в общем бедламе приставить ко мне конвой они просто забыли.

Ходить по коридорам Волота и видеть, во что его превратила дикая природа и эти вандалы в косухах, было тяжело. Мысленно я уже пустил их всех на компост для Розочки — надо же девочке что-то кушать, чтобы расти большой и сильной? Хотя не этичный корм получится. Просто похороню гадов. Живьем.

Но бродил я по избушке не с целью посыпать раны солью. Нет, тупо хотел жрать. Даже не мог вспомнить, когда в последний раз хоть что-то ел. Так что я добрался до пищеблока. Разумеется, его вольники тоже разграбили. Они ведь тоже оголодали с дороги, так что занялись самообслуживанием, не спрашивая разрешения у хозяина.

В полумраке столовой я сразу заметил маленькую фигурку на столе — летучий лисенок рылся в пустых упаковках от сухофруктов. Его уши стояли торчком и светились непривычным желтым цветом. Он заметил меня, блеснули два осторожных огонька-зрачка. Малыш испугался и метнулся прочь со стола.

— Эй, Хики, не бойся, — вздохнул я. — Не бойся, выходи. Похоже, мы все забыли про тебя.

Я выдвинул ящик и достал пачку фруктовой смеси из кураги, изюма и орешков.

Он вспорхнул обратно на стол и внимательно посмотрел на меня. Я подошел ближе и протянул руку, чтобы погладить его по мягкой шерстке. Хики слегка наклонил голову, подставляя ее для почесывания.

— Прости, дружок, мы тут совсем замотались. Но я тебя сейчас покормлю.

Услышав шуршание упаковки, Хики заворковал, подпрыгивая от нетерпения. Я сел на стул и высыпал горсть сухофруктов прямо перед мордочкой лисенка. Он принялся жадно угощаться, а я неожиданно почувствовал, будто в голове зажглась лампочка, и нечто теплое разлилось по телу. Невольно вспомнился поцелуй Сэши.

— Знаешь, а ведь не только ты и цветочек скучаете по ней, — сказал я.

Лисенок поднял глаза, и могу поклясться, что в его взгляде светилось понимание. Странная мысль. Я ведь всегда считал его просто зверюшкой, пусть и смышленой. Но сейчас ощутил всплеск чего-то нового, будто между нами возникла странная связь. А еще это чувство было знакомо… Да, действительно. То же самое я ощущал, когда убеждал цветочек, что мы найдем Сэшу вместе.

И это же странное чувство накрыло меня с головой, когда ангорийка запрыгнула мне на колени и принялась целовать.

Я решил провести небольшой эксперимент. Сосредоточившись, представил пульт от проектора — он постоянно теряется. Думал о нем с настойчиво, представлял четко. Затем как бы толкнул этот образ и желание разыскать пульт к Хики. Что-то вроде бессловесной просьбы.

— Хики, принеси пульт, — произнес я шепотом, хотя не думал, что слова могут помочь.

Лисенок вдруг расправил тонкие крылья и взмыл в воздух. Он метался по комнате, пока не исчез в кухне. Секунд через пятнадцать Хики вернулся, держа в лапках заветный пульт.

Я принял его, но остался в легком оцепенении. Зверек действительно понял меня. Точно, как понимал Сэшу.

— Спасибо, Хики, — сказал я и почесал его за ухом, — ты правда удивительный друг.

Оказывается, через поцелуи может передаваться не только герпес.

Воистину удивительное открытие.

* * *

Подозреваю, что дело здесь не только в способностях ангорийки. Меня же облучило энергией гиперкуба. Хрен его знает, чем это чревато. Надо еще сказать спасибо, что не обзавелся щупальцами и россыпью паучьих глазок.

Короче, раз вышло с цветочком и лисенком, я решил попытать счастье со зверем покрупнее. И сейчас усиленно пытался воскресить то теплое чувство. Получалось хреново. Очень мешали ветви, норовящие влететь прямо в глазницу.

Но все же мне удалось сосредоточиться. В голове появилось ощущение странного света. Я вложил в него желание остановиться — его у меня хватало, прям через край — и толкнул трицератопсу.

Но эта груда мышц продолжала рваться вперед, как локомотив. Земля тряслась от его скачков. Птицы с воплями разлетались. Зверь сокрушал подлесок, прорывался сквозь лианы, и даже вековые стволы разлетались под его натиском, а из-под лап летели комья грязи и коряги.

— Давай же! Тормози! — рычал я, пригибаясь от очередной ветки.

Связь установилась, я это чувствовал — не спрашивайте как, сам не понимаю. Просто рогатый бог на нее плевать хотел. Злость — вот все, что он чувствовал. Я пытался погасить ее, но у меня просто не нашлось подходящих эмоций, которые можно ему транслировать. Неспокойно на сердце, блин, во время таких скачек. Не умиротворенно!

В ушах свистел ветер, даже глаза начали слезиться. Мелькали деревья. Каждый прыжок этой громады отдавался у меня в ногах и прокатывался волной по позвоночнику. Силе и неукротимости трицератопса оставалось только завидовать. Ящер решил устроить гонку по всему лесу, но избавиться от прицепившегося паразита.