Мои эмоции осторожно переходят в спокойное волнение. Нервы успокаиваются. Адреналин, о котором говорила Катарина, бурлит в моей крови. Пока мы движемся вперед среди моря людей, все ближе и ближе к стартовой линии, я думаю, что действительно смогу это сделать.

— Если на полпути ты будешь чувствовать себя хорошо, мы поднимем темп и сбросим сплиты на последних нескольких милях, — говорит Катарина.

Я киваю. Мой палец занесен над часами, готовый к тому, чтобы начать это шоу.

— Два с половиной часа бега. В грандиозной схеме жизни это ничто.

— Это ничто. Подумай обо всех часах, которые ты уже потратила. Подумай о всех милях, которые пробежала, чтобы попасть сюда, Марго. Это твой победный круг, и я хочу, чтобы ты его отпраздновала.

На полсекунды мои глаза наполняются слезами. У меня щиплет в носу, и я уже близка к тому, чтобы расплакаться. Но прежде чем слеза успевает упасть, мы уже бежим, пересекаем дорожку для измерения времени под шум семей и друзей, выкрикивающих имена людей.

Здесь полно бегунов, пытающихся найти свой идеальный темп, но дистанция наконец открывается, когда мы пробегаем реку и поворачиваем налево на Гранд-авеню.

— Хорошо, — говорю я, когда мы заканчиваем первую милю. — Это гораздо веселее, чем бежать в одиночку через оживленные перекрестки.

— Правда? — Катарина улыбается мне. Белая ленточка, которую она повязала на волосы, развевается на ветру, когда мы поворачиваем налево на Стейт-стрит. — Посмотри на всех собак! И на знаки! Вот эта говорит, что мы управляем лучше, чем правительство, и это гребаная правда.

— В ней говорится, что нужно улыбаться, если ты обосралась.

— Тебе лучше не улыбаться, Марго Эндрюс. Я люблю тебя до чертиков, но подтирание задницы в туалете — это то, где я провожу черту.

Из меня вырывается смех, задорный и яркий. Мы пробегаем вторую и третью мили, каждая из которых пролетает в мгновение ока. Когда пересекаем четырехмильную отметку, Катарина проверяет часы.

— Как у нас дела? — спрашиваю я, доверяя ей вести меня.

— Опережаем свою цель на два часа и тридцать минут. Как ты себя чувствуешь?

— Пока нормально. — Я беру стакан с водой на пункте оказания помощи и зажимаю края, чтобы она не пролилась повсюду. Проглатываю глоток и выбрасываю мусор в ведро, освеженная и увлажненная. — Пульс не слишком высокий.

— Мы продержимся здесь еще несколько миль. Я знаю, что сейчас это может показаться легким, но я хочу, чтобы у твоих ног хватило сил на обратную половину пути. У нас есть время в запасе, так что не стоит напрягаться.

— Звучит неплохо.

У меня есть несколько минут, чтобы впитать окружающую обстановку. Я улыбаюсь детям, стоящим по бокам трассы с протянутыми руками для приветствия. Ухмыляюсь и хлопаю их по ладоням, смеясь, когда они поднимают руки над головой и аплодируют, как будто я какой-то олимпиец.

— О боже! — Катарина похлопывает меня по руке. — Тебе весело.

— Это не самое несчастное место, где я когда-либо была. — Я высовываю язык. — Возможно, ты что-то понимаешь в этом кайфе бегуна.

Мы преодолеваем расстояние. Мили пролетают незаметно, и когда мы пробегаем мимо дорожки для измерения времени, обозначающий половину дистанции, я понимаю, что закончу этот чертов забег.

— Осталось меньше шести с половиной миль. — Катарина машет рукой кому-то, одетому в комбинезон с оленями. На ее теле нет ни капли пота, в то время как я пыхчу так, будто в мои легкие вонзают ножи. Холодный воздух не помогает, и мне приходится напоминать себе, что нужно сосредоточиться на дыхании, чтобы меня не свело судорогой. — Мы планируем финишировать в два двадцать пять.

— Вот черт, — хриплю я, поправляя солнцезащитные очки, когда мы поворачиваемся под лучами солнца. Поднимаю подбородок и греюсь в его лучах, желая, чтобы было на двадцать градусов жарче. — Это быстро.

— Очень быстро, — соглашается она. Несмотря на то что она могла бы уже пересекать финишную черту, а не плестись рядом со мной, в ее словах чувствуется энтузиазм. — Ты делаешь то, что удается менее чем одному проценту населения, детка. Я так горжусь тобой.

От этого мне снова хочется плакать.

Мне хочется финишировать ради нее, а не ради Джереми, и когда мы преодолеваем седьмую, восьмую, девятую милю, все мысли о моем бывшем парне исчезают из моей головы.

Я делаю это ради женщин, которым сказали, что они не способны на что-то.

Для всех, кто чувствует, что они ни в чем не хороши.

Я делаю это ради себя молодой, той девушки, которая никогда бы не позволила мужчине диктовать ей свою жизнь, и когда мы промчались десятую милю, я могла бы закричать от гордости, распирающей меня.