— Я хочу бежать быстрее, — выдавливаю я из себя.

— Ты уверена? — спрашивает Катарина, поравнявшись со мной на своих более коротких ногах.

— Да. Осталось меньше трех миль. Я могу пробежать три мили меньше чем за одиннадцать минут. Подгони меня, Кэт.

— Хорошо. — Она прибавляет шагу, и я подражаю ей. Увеличиваю темп, представляя себе метроном, который помогает мне держать темп. — Тогда побежали.

Больно.

Чертовски больно.

С каждым шагом меня охватывает бездна боли, которую я никогда раньше не испытывала, и я жалею о своем решении, когда мои часы пикают и сообщают мне, что мы только что пробежали милю за десять минут.

Я не достигла такой скорости во время своих тренировок, но доверяю себе. Доверяю своему телу. Доверяю Катарине, которая рядом со мной и без слов дотрагивается до моего локтя.

Отрезок до тринадцатой мили проходит как в тумане. Я слышу, как люди подбадривают меня.

Я вижу, как люди держат плакаты и выкрикивают мое имя с клейкой ленты, которую я приклеила к груди. Я здесь и живу этим, но это похоже на внетелесный опыт. Как будто я парю в вышине, боль в ногах невыносима, а звуки — глухой рев, пока я не увижу финишную черту.

— Вот это да, — вздыхаю я, находясь в десятке миль от завершения того, о чем никогда не думала.

— Финишная прямая, подруга. Осталась одна минута. Закрой глаза и беги, Марго. Ты сможешь, — говорит мне Катарина.

Я зашла так далеко.

Я так чертовски много работала, и отказываюсь не достичь своей цели.

Поэтому я бегу.

Двигаюсь быстрее, чем когда-либо раньше.

Мое дыхание становится рваным. Мои легкие горят. Зрение начинает затуманиваться, и я скрежещу зубами, обхожу парня, одетого как эльф, и пересекаю финишную черту за два часа двадцать две минуты.

Облегчение захлестывает меня.

Я так устала.

Все болит.

Не знаю, где нахожусь, только хочу присесть.

Я останавливаю часы и иду к металлическим перилам, установленным для того, чтобы отгородиться от бегунов. Пытаюсь сориентироваться, но ноги трясутся. Я отступаю в сторону, словно пьяная. Мир наклоняется вокруг своей оси, и я наклоняюсь вместе с ним.

Нога выскальзывает из-под меня, и я падаю вперед. Земля оказывается опасно ближе, чем раньше. Зажмуриваю глаза и готовлюсь к падению, но оно не наступает.

Руки обхватывают меня за талию.

Теплые ладони касаются моих плеч.

Мое тело прижимается к чему-то прочному, успокаивающему, и мне кажется, что я парю в воздухе.

— Я держу тебя, — говорит глубокий голос.

В глубинах моего мозга я думаю, что говорю что-то в ответ. Кажется, говорю: Я рада, что кто-то это делает. Но не могу быть в этом уверена, потому что мир становится черным.

ФИНН

Женщина передо мной не знает, кто я, но я знаю, кто она.

Марго Эндрюс.

Девушка моего сына, которую я видел лишь мельком.

Но этого было достаточно, чтобы произвести чертовски сильное впечатление.

Я гадал, где она была. Когда я видел ее в последний раз, она издалека поприветствовала меня, выехав из моей подъездной дорожки, и уехала в закат, ее волосы были огненно-рыжими.

Неправильно признавать, что одно взаимодействие с ней вызвало у меня любопытство. Я подумал, что она горячая штучка, и боролся с влечением, которое почувствовал в ту долю секунды.

Еще более неправильно чувствовать это прямо сейчас, когда она судорожно сжимает в руках сумку, а из ее носа текут сопли.

— Привет. — Я приседаю рядом с ней и делаю все возможное, чтобы показаться профессионалом, а не озабоченным мудаком, которого она никогда не встречала. Мои губы подергиваются от презрительного взгляда, который она бросает в мою сторону. — Как ты себя чувствуешь?

Она довольно быстро пришла в себя после потери сознания, но я на секунду забеспокоился. То, что она не может держаться на ногах, говорит о том, что она обезвожена. Возможно, слишком сильно нагрузила себя, и я хочу убедиться, что она работает на полную мощность, прежде чем отправлять ее в путь.

— Как ты думаешь я себя чувствую? Как будто я отлично провожу время, верно?

Я ухмыляюсь ее сарказму.

— Я задам тебе несколько вопросов, чтобы оценить твои когнитивные функции. Как тебя зовут?

— Марго Эндрюс. Сегодня одиннадцатое декабря. Мне двадцать четыре года. Я не могу поверить, что люди считают, что это весело, и я чувствую, что умираю.

Двадцать четыре.

Она так чертовски молода.

Джереми столько же, но когда она говорит, это звучит по-другому.